К морю Хвалисскому (СИ)

Но вот скакуны вступили на последний круг, и стало ясно, что Аяну, даже если он до смерти загонит своего скакуна, чего он делать совсем не хотел, все равно не поспеть. Расстояние между Кары и оторвавшейся далеко от прочих скакунов Айей оставалось по-прежнему значительным, и сократить его не представлялось возможным, ибо впереди уже маячил конец круга, и великий Кеген раскладывал дары.

Однако в этот миг красавица княжна, которая с момента начала гонки смотрела только вперед, неожиданно повернула увенчанную шапочкой с легким перышком голову и посмотрела в глаза Аяна. Испугал ли красавицу ужасный вид молодого егета, пошел ли от жалости трещинами в груди камень, сжимающий живое сердце. Но рука ее дрогнула, поводья ослабли, Айя начала замедлять бег, давая измотанному Кары возможность покрыть разделяющее их расстояние.

Зрители, поставившие на княжну, возмущенно завопили, сторонники же молодого Органа воспрянули духом.

– Есть на небе Бог! – воскликнул Белен, облегченно вытирая покрытый испариной лоб.

– Зато на земле вовсю строит козни Лукавый! – скептически заметил дядька Нежиловец, поводя в стороны своим красным от жары шишковатым носом.

В самом деле, со стороны неудача Айи выглядела как оплошность княжны: что поделаешь, каждый может ошибиться или не рассчитать силы своего скакуна, да и злая степная ведьма Мыстан Кемпир просто обожает строить всякие козни соревнующимся. Однако почему прекрасное лицо девушки выглядело таким спокойным и безмятежным, отчего надменно прищуренные глаза ее отца светились едва не торжеством. Не случайно озабоченно переглядывались великий Органа и Лютобор, не случайно в глазах Вышаты Сытенича загоралась тревожная предгрозовая синь.

Но увы! Бедный Аян уже ничего не видел и не слышал. Все его мысли вытеснила одна: любой ценой победить, и ему некогда было размышлять о том, какими бедами может для него обернуться этот выигрыш. Он первым достиг конца круга и, тяжело сползая с седла, едва не упал на руки братьев.

Те ничего ему не сказали и, проследив за тем, чтобы усердные слуги как надо позаботились о взмыленном, тяжело дышащем Кары, подвели, придерживая с двух сторон, к великому Кегену. Там уже собрались все великие и малые ханы, а также более или менее благополучно завершившие скачку ездоки. Возле своего отца стояла княжна Гюлимкан. Девушка выглядела нарядной и свежей, словно позади не было десятка кругов изнурительной скачки, на алых губах по-прежнему играла мечтательная улыбка.

– Храни тебя великий Тенгри, доблестный сын Тобохана! – приветствовал измученного победителя Кеген, вручая ему пояс с дорогой насечкой и сафьяновые ножны с хвалисским мечом. – Да будет благосклонен к тебе Ыдук Йер-Суб (священная Земля-Вода), и да оградит он тебя от козней злых дэвов.

Он немного помолчал, разглаживая длинную седую бороду, затем величаво, с достоинством продолжал:

– Я приготовил одну награду, но вручаю две, ибо победителя в нынешнем состязании определила не столько удача, сколько завидное мужество и бойцовские качества, какими всегда славились сыны Ветра.

– Говоря о мужестве, не следует забывать и о мастерстве! – напомнил Кегену великий Куря. – Похоже, покойный Тобохан советовался с самим Органой ветром, когда нарекал младшего сына Искусником, или умельцем. *

Люди из рода Органа удивленно переглянулись: хан Куря не относился к числу тех, кто легко принимал какое-либо поражение, а сын Церена как ни в чем не бывало продолжал:

– Сегодня младший сын покойного Тобохана всем доказал, что он настоящий батыр, приметный конь в табуне, негнущееся серебро * своего рода! Думаю, такому удалому егету давно пора было бы приискать достойную подругу, – добавил он, одаривая юношу ослепительной улыбкой. – Что до меня и моей дочери, то мы будем только рады, если он остановит свой выбор на нашем становище.

– А как же поединок? – напомнил хану Вышата Сытенич.

Но Куря только снисходительно махнул рукой.

– Каких только глупостей дева не выдумает, чтобы не обижать отказом мужчин! К тому же, Гюлимкан сама призналась, что против сына Ветра ей не устоять!

Весь стан затих, глядя на Аяна. Особенно внимательно смотрели на него обрамленные густыми ресницами глаза прекрасной княжны. Дочь Кури старалась выглядеть спокойной, однако пересохшие губы, которые она временами облизывала, да сжатые в кулаки руки выдавали ее волнение. Впрочем, нет, вряд ли Гюлимкан позволила бы отцу играть столь открыто, если бы не была уверена в неотразимости своих чар.

Однако ответ младшего Органа удивил многих:

– Благодарю за щедрость, великий сын Церена, – поклонился юноша. – Я знаю, княжна Гюлимкан – великолепный алмаз, достойный украшать не только великокняжескую, но даже императорскую корону… Но у меня уже есть невеста, и ты знаешь ее!

Улыбка сбежала с надменного лица хана Кури, узкие длинные глаза превратились в две зияющие пропасти, полные клокочущего черного огня. Было видно, что подобного унижения ни он, ни его горделивая дочь не испытывали еще никогда.