К. Н. Батюшков под гнетом душевной болезни

«Милостивый государь Алексей Ефремович!

При всем желании я не мог ранее выполнить Вашего поручения, потому, что семейство Гревенц[137], в котором жил и скончался Батюшков, только в первых числах октября возвратилось в Вологду. Другой источник сведений о Батюшкове — живший при нем в продолжение 12 лет компаньон — оказался весьма недостаточным: не все владеют талантом наблюдать. Немногие сведения, которые честь имею при сем Вам представить, имеют совершенную достоверность: для убеждения себя в этом я читал мои заметки гг. Гревенц, отцу и сыну. Портфель, содержащая 6 рисунков, — также работы Батюшкова[138].

Что касается до переписки его с литературными друзьями, то ее у Гревенц не имеется: я ни слова не упомянул о семейной переписке, потому что читал у Гр<игория> Абр<амовича> Гревенц письмо Помпея Николаевича Батюшкова, в котором он просил о доставлении ему писем покойного его брата для князя Петра Андреевича, что, конечно, будет исполнено. Примите, милостивый государь, выражение истинного моего почтения и совершенной преданности, с которыми имею честь быть

Ваш покорный слуга А. Власов.

7 октября 1855 года. Вологда».

Письмо, по всей вероятности, адресовано А.Е. Кисловскому, вице-директору департамента народного просвещения, непосредственному начальнику Власова и подчиненному упомянутого в письме князя П.А. Вяземского, в то время служившего товарищем министра народного просвещения. Следовательно, можно предположить, что данные заметки составлены по указанию Вяземского, который в 1855 г. предпринял сбор материалов о жизни и деятельности умершего друга юности. Косвенным свидетельством этого является характер первой заметки Власова: она представляет собой ответ на вопросы, очень квалифицированно поставленные.

Публикуемые заметки любопытны не только фактами, но и своим тоном. Они обличают в авторе педагога-чиновника, вологодского обывателя, не приемлющего никаких нарушений житейского «порядка». Оценивая «экстравагантности» поведения душевнобольного поэта (во второй заметке), он оказывается совершенно неспособен понять их подоплеку и, в силу этой неспособности, очень объективен. Некоторые детали этих заметок интересно сопоставить со свидетельствами других современников, отразившимися в переписке. Эти свидетельства (также неопубликованные) приводятся нами в примечаниях.

Печатается по автографу: Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф.63. Оп.1. Ед. хр. 17. Лл. 1-11 об.

Подробные сведения о последних днях Константина Николаевича Батюшкова

1. В 1832 году К. Н. Батюшков был перевезен из Москвы в Вологду к родному племяннику его, ст<атскому> сов<етнику> Григорию Абрамовичу Гревенц[139]. В Москве Батюшкова держали в совершенном удалении от людей, в одиночестве; здесь же он жил в семействе. В первые годы его здесь пребывания душевная болезнь его обнаруживалась сильными припадками бешенства, и его должно было удерживать, чтобы он не нанес вреда себе или другим; но впоследствии постоянная заботливость, с которою предупреждали и исполняли все его желания, деликатное с ним обращение (что он в особенности любил) имели благодетельное влияние на его нервную систему; припадки стали делаться с ним реже, и он сделался спокойнее. Эта перемена в его моральном состоянии воспоследовала около 1840 года[140].