К. Н. Батюшков под гнетом душевной болезни

Тотчас по приезде в Москву доктор должен был прятаться от своего больного, чтобы своим присутствием не давать ему повода к раздражению и бешенству. Питая неукротимую ненависть к своему спутнику-доктору, больной очень часто требовал его к себе, хотел непременно говорить со своим «Люцифером», как они называл его тогда, — и уверял, что Бог повелел ему каждый раз трижды отплюнуться, прежде чем заговорить с злым духом. Безграничная и беспричинная ненависть больного заставляла доктора подумывать об оставлении его тотчас по истечении срока контракта; но сестра больного А.Н. Батюшкова, тетка его Е.Ф. Муравьева, Е.Г. Пушкина, С.П. Жихарев[106] да и все его родные и друзья поэта уговорили Дитриха остаться еще на год. Тогда же условлено было, что он будет жить в семействе СП. Жихарева. С тех пор непосредственное лечение больного, под руководством, однако ж, д-ра Дитриха, было поручено сперва д-ру Килиану, а потом д-ру Маркусу.

Согласно запискам А. Дитриха, нельзя не вспомнить с особенно признательным чувством сестру больного поэта, давно умершую Александру Николаевну Батюшкову. Вот что сказано об ней в «Записках»:

«Всех ближе стояла ко мне сестра моего несчастного больного, Александра Николаевна Батюшкова; она и пристроила меня к нему, и заключила со мною контракт, и предварительно от имени родных на словах уполномочила принять в мое заведование экономическую часть при больном. Однако же уединенная жизнь в продолжение четырех лет в Пирне и неперемежающаяся забота о любимом брате, для которого эта любящая душа пожертвовала всем, не исключая самых невинных радостей жизни, тотчас по возвращении из-за границы застигшие ее тревоги при устройстве и приспособлении целесообразного для больного жилища и при приискании необходимых для него людей, — неразлучный со всем тем страх, чтобы в дальнейшем путешествии не застиг нас какой-нибудь несчастный случай, а потом жизнь и нередко за полночь тянувшиеся беседы с теми из ближайших к больному родственных и дружеских семейств, которых матери, супруги и родство с плачем и жалобами вспоминали о молодых людях, участвовавших в заговоре при вступлении императора Николая на престол и искупивших дерзкий свой замысел позорною казнью или пожизненными каторжными работами в Сибири, — все это вместе взятое имело такое губительное влияние на ее здоровье, что достаточно было какого-нибудь сильного душевного потрясения, чтобы незаметное дотоле предрасположение ее к душевной болезни достигло до полного развития. Следует прибавить и то, что ее постоянно осаждали неразумные люди, напрашивавшиеся на посещение больного, тогда как она всегда была под страхом, что у меня и без того едва достанет хладнокровия и терпения, чтобы выслушивать распространявшиеся ими и доходившие до нее сплетни о моем лечении; было много также людей, которые только оскорбляли и мучили ее всяческими предположениями об улучшении того или другого в устройстве больного. В октябре (1829) она, наконец, уехала отсюда, чтобы побывать в Вологде у родных, с которыми не виделась много лет. Да и телесно она совсем разболелась, побледнела, исхудала, ослабела и нервные рыдания, прежде изредка случавшиеся с нею, стали повторяться с особенною силою. Ввиду этого я считал делом необходимости предварительно сообщить родным о состоянии ее здоровья и просить их воспользоваться, чем только можно для ее успокоения и развлечения. Последствия доказали, что моя просьба не была оставлена без внимания. Вскоре сама больная стала сознавать, что предавалась слишком мрачным предположениям и почти на волоске висела от опасности разделить участь своего брата». К сожалению, немногим позднее она разделила ее и раньше брата умерла в состоянии душевной болезни.

Из четырех рукописей доктора Дитриха второю по времени является озаглавленная им так: «Дневник болезни надворного советника и кавалера русского императорского двора, господина Константина Батюшкова». Она написана самым мелким и сжатым почерком на 113 страницах тетрадки в 8-ю долю листа самой обыкновенной в то время серой плотной и несколько шероховатой бумаги. Доктор начал этот «Дневник» 4-го марта 1828 года и кончил 30 мая 1830 года[107], считая по новому стилю. По предельным числам «Дневника» видно, что составитель его наблюдал больного в продолжение двух лет и трех месяцев. За все это время поденно и редко через день он вносил в «Дневник» свои наблюдения над ежедневным состоянием и различными изменениями в телесных недугах и в душевном расстройства страдальца-поэта. Специально врачебные записи и слишком однообразные по содержанию и краткие по форме заметки о проявлениях душевного в нем расстройства не имеют большого значения и не представляют общего интереса. Поэтому не может быть надобности характеризовать в этом очерке весь «Дневник» в целом. Из наиболее интересных записей ниже будет приведен составленный нами общий очерк пережитых больным периодов душевного расстройства.