К нам едет инквизитор

– А почему ты не вытащил? – не утерпела Кристина. Она представила в такой ситуации себя. Вот любимый человек совершает преступление и оказывается за решеткой… Абстрактный «любимый человек» сильно смахивал на Лещинского, это мешало сосредоточиться. Итак, он попадает в «инквизиторскую клетку», и… Наверное, ее реакция зависела бы от преступления. И окажись преступление слишком серьезным, она бы не сразу смогла поверить. Ну а если бы любимый сам признавал вину? Нет, она не знала, что стала бы делать.

Лещинский пожал плечами.

– Она заявила, что я должен ее освободить, чтобы она могла продолжить свое дело. О целях секты насчет управления людьми никто из них не распространялся. Она вообще по большей части молчала. Сказала только, что если я ее вытащу, то смогу попасть в их ряды, стать избранным и узнать правду. Нужно было соглашаться, – неожиданно заметил он.

Кристина раскрыла рот и даже попыталась отодвинуться. Что?!

– Но тогда я как-то не подумал, что можно внедриться в секту и повязать всех сразу, – спокойно закончил Лещинский. – Растерялся. На таких условиях я не мог позволить преступнице оказаться на свободе. Она обозлилась, назвала меня предателем и наложила проклятие… Наверное, предвидела, что если я не на ее стороне, то скоро начну преследовать.

– Но ты же вроде как любил ее, – сказала Кристина. – Неужели не жаль было отдавать в лапы инквизиции?

– Любил. Значит, маловато во мне безрассудства, – констатировал он. – Когда любимая оказывается преступницей и собирается продолжать… Максимум, что я могу для нее сделать, – это взять отвод от участия в суде.

– Вот сухарь, – прокомментировала Кристина со смесью осуждения и восхищения. – Ну а если я что-то натворю? Тоже бросишь меня на милость инквизиции?

– Смотря что ты натворишь, – сверкнул он глазами. – Но если сознательно встанешь на кривую дорожку – да. Возьму отвод, и решать будет суд.

– Суха-арь, – повторила Кристина. – Все равно не вяжется. Если против меня были серьезные доказательства, почему поверил мне на слово?

Лещинский криво ухмыльнулся.

– А я и не верил. Я же первым делом наложил на тебя чары правды, как при допросе. Не заметила?

Кристине вспомнились тлеющие углями зрачки. Ну ничего себе! Она хотела что-то сказать, но дар речи исчез. На языке вертелось только пресловутое «сухарь», но произносить это в третий раз было бы совсем скучно. Колбасой в него швырнуть, что ли?

– Бросишь в меня колбасу – останешься без чая, – предупредил Лещинский, увидев, что она замахивается. – Да, я сухарь, на слово не верю, настоящих преступниц из тюрем не вытаскиваю и даже не страдаю от разбитого сердца, если эти преступницы накладывают на меня ведьминские проклятия. А в остальном – весь твой. – Он обезоруживающе улыбнулся. – Можешь брать меня голыми руками и делать что хочешь… Или сначала чай?

– Давай чай, – пробормотала Кристина. Ей нужна была пауза, чтобы подумать.

Она наблюдала, как Лещинский распечатывает пачку чая, кладет пакетики в кружки, открывает бутылку с водой… И думала. Или не думала. Просто переваривала услышанное. О своей любви он не лгал, она это понимала. Но в такую любовь, когда готов отказаться от любимой, потому что она стала преступницей, не очень-то верилось. Хотя он же давал Марианне возможность реабилитироваться. Даже предлагал поручительство…

А восторженный юноша, готовый бросить все и уйти вслед за любимой в секту, точно не стал бы высшим инквизитором…

Последняя мысль перевесила сомнения. Тут Лещинский разжег под ковшиком огонь щелчком пальцев, и Кристина рассмеялась.

– Музей ты тоже так взрывать будешь? И, кстати, Марианна не грела воду! У нее чайник был уже горячий! А тебе слабо?

Он изумленно поднял глаза. В следующий момент Кристине пришлось отпрыгивать от горячих брызг, которые полетели во все стороны, когда разом вскипевшая вода плюхнулась сразу в обе кружки.

– Еще я не соревновался с Марианной во владении чарами, – буркнул Лещинский. – Терпеть не могу бытовые заклинания. Сначала уборку делаешь магией, а потом не можешь найти половину вещей, дальше переходишь на магическую готовку, а заканчивается все тем, что ты уже не помнишь, как включать воду, потому что последний раз мылся двадцать лет назад. Зачем, есть же магия!

– Ну зачем же двадцать лет? – Кристина хихикнула, представив себе такого мага, хотя в целом не могла не согласиться. – Ты еще и ретроград, оказывается. Хотя ладно, я не против.

– Вот и отлично, – мрачно сказал он, беря свою кружку. – Музей магией взрывать нельзя. Они уже знают, что план сорвался и ты на свободе. Против магии наставят защит… со сниженной резкостью. Надеюсь, против обычной взрывчатки не выставят ничего, кроме чар неуязвимости. Их я сниму. Да, кстати…

Отставив чай, он поднялся и вскинул обе руки, медленно ведя ими в воздухе и глядя на спящий Город. Кристина не сразу догадалась, что именно он делает. Потом в лицо дохнул свежий ветерок, и ее охватило странное ощущение силы, обновления, осознание своего могущества…

– Ты снял ограничение магии?