К нам осень не придёт (СИ)

— Кошелёк, барышня, где? Показывай, а не то… — его грубые, отвратительные руки уже лезли за ворот её платья, шарили по груди… Анна ощутила озноб и какое-то мертвенную слабость в теле.

«Значит, вот как всё произойдёт! — отрешённо подумалось ей. — Просто разбойники… Ограбят, убьют, а перед этим ещё обесчестят… Никто ничего не заподозрит…»

Сознание мутилось — то ли от страха, то ли от того, что её рот и нос зажимала чужая ладонь. Анна обмякла, с радостным облегчением принимая спасительный обморок. Хоть бы не прийти в себя в тот миг, когда её…

Испуганный вопль сотряс комнату; Анне же показалось, что свежий ветер овеял её, хотя, вероятно это был сквозняк из разбитого окна. Она дышала изо всех сил, перед глазами всё плыло — а в комнате шла неравная борьба: огромный сильный волк терзал её обидчика, того самого, что зажимал ей рот и запускал руки под платье. Второй, уже с разорванным горлом, валялся на полу, из-под него вытекала лужа крови. Третий разбойник, вытащив огромный нож, подкрадывался к волку — в это время на него налетел ворон, примерился и вонзил острый клюв прямо в покрытое редкими волосами темя… Разбойник заорал: волосы и лицо его залило кровью. Он бестолково замахал перед собой рукой с ножом — ворон ловко увёртывался, бил крыльями по лицу, не давая приблизиться к волку. Шандал с пятью свечами опрокинулся на пол, затлел перепачканный кровью лоскутный коврик…

Волк бросил поверженного душегуба — с его клыков стекали алые капли — и обернулся к последнему, что был с ножом, но разбойник не стал дожидаться смерти. С воплем ужаса он ринулся к разбитому окну, схватился за ветви, хрустнувшие под его весом, и спрыгнул наземь. Волк грозно зарычал, огромным прыжком пересёк комнату, бесшумно перемахнул через подоконник…

Между тем языки пламени начали распространяться по комнате, раздуваемые сквозняком из окна. Анна перевела взгляд на опустевшую картину — там остались лишь луна и голое дерево со скрюченными ветвями. Совсем, как дуб за её окном.

Ворон закричал пронзительно: комнату всё больше охватывал огонь. Раздумывать было некогда. Анна накинула тёплый плащ, подхватила свой бисерный ридикюль, где лежал небольшой кошелёк и ещё всякие мелочи, и бросилась к двери… Вернее, хотела броситься: дорогу преградило пламя.

Ворон метался по комнате, почти неразличимый в дыму, громко каркал, словно призывая её не медлить. Анна приблизилась к окну: ничего, не так высоко, а ветви дуба выглядят надёжными и крепкими. Она стала на подоконник, повесила сумочку на шею, подобрала юбки. Всего один шаг, а там она окажется в безопасности…

Ворон опустился ей на плечо, снова вспорхнул, вылетел в окно, вернулся…

— Лети! Лети, спасайся! Я справлюсь! — крикнула Анна. Медлить уже было нельзя: она всё сильнее кашляла от дыма, огонь грозил опалить волосы, руки.

Она перекрестилась, набрала воздуху в грудь, и шагнула по ветке, балансируя руками, благословляя свою лёгкость и ловкость. Как же часто ей приходилось в детстве карабкаться по деревьям, к ужасу гувернантки и няньки! А вот Элен всегда боялась высоты, Элен была послушной девочкой и никогда никого не огорчала…

Анна добралась до ствола, передохнула и начала медленно спускаться. Огонь лизал стену дома, а ведь там оставались Люба, Домна со своей родственницей-старушкой. Или разбойники убили их?! Когда Анна оказалась на земле, первым её побуждением было бежать, позвать людей, спасти, если ещё есть время, Любу и остальных. Но вдруг ей пришла в голову мысль, от которой ноги подкосились: если душегубов было не трое, а больше, и сейчас они где-то здесь, караулят вокруг дома, ждут её?!

Она поспешно отступила, юркнула в заросли крыжовника и смородины, затаилась. Тем временем вокруг дома уже бегали и суетились какие-то люди, подносили вёдра с водой. Анна стучала зубами от холода; возбуждение улеглось, но где-то внутри таился прежний ужас. Что, если среди тех, кто явился тушить пожар, затесались и её возможные убийцы?! Она теперь никому не может доверять, даже Любе.

До неё доносились крики: «Дом рушится! Осторожно! Отходи прочь!», затем зазвучал знакомый голос, твердивший с рыданиями: «Барышня! Барышня Анна Алексеевна! Сгорела, не иначе! О-о-ох, что за напасть такая!» Домна… А где же Люба, неужели тоже погибла?! Анна едва не выскочила из своего убежища, как вдруг заметила и Любу: связанную, бесчувственную, её держал на руках какой-то дюжий мужик.

***

Анна сидела на мёрзлой земле, не имея сил даже встать, и слушала, как Домна и прочие оплакивают свою барышню. Вдруг в голове у неё разом прояснилось.