К нам осень не придёт (СИ)

Он остановил взмыленную лошадь у мостика через речку Лустовку, перебежал через него и кинулся в лес, к их домику, их тайному убежищу. Злата неохотно оставалась в его поместье, хотя никаких препятствий не было к тому, чтобы она поселилась там навсегда. Всеслав подозревал: Злата боится возвращения собственного проклятья, и того, что она может натворить, если снова потеряет над собою власть. И, хотя такого не происходило с ней давным-давно — она не была уверена в себе.

Вот и домик, что он собственноручно возвёл для неё в глухом местечке, неподалёку от неширокой реки. Дверь была приотворена; Всеслав прислушался — тишина! Он вошёл; при виде знакомой аскетичной обстановки, столь дорогой Злате, сердце у него сжалось. Дубовый стол с длинной скамьёй, простая русская печь, полати, в красном углы — иконы. Видно, до последнего верила она, что раз крещёная — за ней больше не придут…

Всеслав на миг застыл при мысли: как Она могла узнать о том, что у Златы есть дочь? В письме та упоминала, что Она и сёстры знали об Анне. Но ведь Злата именно поэтому много лет не видела своего дитя, хотя и сходила с ума от тоски и тревоги. Кто же мог её выдать?! Или это сама Анна чем-то выдала себя?

Он перестал метаться, сел на скамью, опустил голову и задумался. Сёстры-мавки, Она, которую боялись больше всех — что они могли сделать со Златой? Умертвить как предательницу или держать среди них силой, оставив служить себе? Всеслав не знал хорошо, какова была их жизнь, а Злата почти ничего не рассказывала: не хотела вспоминать. Упоминала лишь о том, древнем проклятье, которое Она, праматерь, наложила на супругу собственного сына, разгневавшись на неё. И выходило, что все их потомки по женской линии будут рождаться нечистью, не людьми, а мавками. Это Злата так говорила. А ещё другое слышал Всеслав, что и не проклятие то было, а напротив — Праматерь своим дочерям-внучкам будущим подарила долгую жизнь и чудесные способности. Были они все красоты невиданной, такой, что раз увидев, не забудешь. Какие-то из них умели обращаться птицами-рыбами, а то и сами колдовать могли. У кого дар предвидения имелся, без всяких гаданий судьбу предсказывали. Но было и плохое, то, за что Злата себя ненавидела…

Всеслав вскочил, услышав ржание своего коня. Учуял что-то? Зверей он совсем не опасался, но вдруг вернулась его возлюбленная? Места тут глухие, из людей кто вряд ли ходит.

* * *

Исхудавшая после морозной зимы голодная волчица укрывалась в кустах, исходя слюной, но нападать боялась. Конь Всеслава, чуя волка, нервно всхрапывал, скрёб землю копытом. Подходить было страшно — а ну, как наподдаст коваными копытами по рёбрам?

Ветер вдруг повеял с другой стороны. Волчица сразу уловила носом новый запах — существа, хоть и более близкого ей, нежели люди — но несравненно более опасного. Это было древнее существо, которому служили и которого боялись её предки. Он пах так же, как и волк… почти. Не дожидаясь, покуда он рассвирепеет, волчица опрокинулась на спину и забила по траве хвостом. Над ней морозно и жутко блеснули светло-голубые глаза, холодные как луна.

«Прости, государь, что потревожила. Корм семье искала. Здешняя хозяйка волчонка моего подкармливала, да ушла».

«Ты знала её?»

«Она была добра».

«Когда она исчезла?»

«Луна ещё была тонким серпиком в ту ночь».

«За ней приходили?»

«Да».

Он отвернулся и всею силой своей звериной сущности втянул в себя окружающие запахи. Злата — ею пахло совсем слабо, а вот другой, мертвенный, чуждый им всем дух ощущался, доминируя над остальными. Волчица умоляюще помаргивала глазами, избегала встретиться с ним взглядом.

«Это Она приходила? Ты видела, как уводили хозяйку?»

«Сначала были другие. Потом Она».

«Они напали на хозяйку? Ранили?»

«Нет, государь. Хозяйка шла сама».

* * *

Когда к постели Елены, ещё совсем слабой после рождения близнецов, приблизился Владимир, она едва не потеряла сознание от счастья. Господи, наконец-то! Она так измучилась за последние сутки, так мечтала увидеть радость на его лице, что, когда мать нехотя сообщила о его уходе из дома — Елена лишь тихо, безнадёжно расплакалась. У неё совсем не было сил, чтобы громко рыдать и приходить в отчаяние, но… Ведь он уверял её, что ужасно рад, что мечтает о ребёнке! Правда, во имя сохранения приличий и репутации их семьи придётся говорить, что матерью стала Анна. Однако же Володенька клялся: ребёнок будет признан им законным, они с Еленой будут растить его вместе — а что там написано в метрике, так ведь это просто формальность! Ради будущего их дитя, ради того, чтобы оно росло законнорожденным и унаследовало титул графов Левашёвых, матерью будет называться Анет, а ей, Елене, придётся считаться только тётушкой.

Первый раз услышав это, Елена похолодела и начала было что-то возражать, однако Володя, найдя поддержку в лице Катерины Фёдоровны, быстро уговорил её послушаться. Мать, со своей стороны, особенно настаивала. Какая судьба уготована этому ребёнку, её внуку, как незаконнорожденному, прижитому неизвестно от кого? Что скажут их друзья и знакомые в Петербурге? Как смотреть в глаза соседям?