К новой свободе: Либертарианский манифест

В американской жизни есть одна область, в которой при существующей системе невозможна действенная свобода слова, – это область радио и телевидения. Дело в том, что в 1927 году федеральное правительство приняло важнейший закон о радиовещании, которым оно национализировало эфир. Иными словами, федеральное правительство присвоило себе право собственности на все каналы радио- и телевещания. Затем оно начало раздавать лицензии на их использование частным вещателям. С одной стороны, теле- и радиостанции, получающие лицензии даром, не должны платить за использование выделенной им волны, как это пришлось бы делать на свободном рынке. Они получают немалые субсидии, которые стараются удержать за собой. С другой стороны, федеральное правительство, выдающее лицензии на использование каналов, оставляет за собой право детально регулировать деятельность вещателей. Таким образом, над каждой станцией постоянно висит угроза, что ей не продлят лицензию или даже приостановят ее действие. Получается, что свобода слова на радио и телевидении – это просто насмешка. Каждая станция жестко ограничена в своих действиях и вынуждена согласовывать свою работу с требованиями Федеральной комиссии по связи. В итоге программа передач каждой станции должна быть сбалансирована: определенное время на социальную рекламу, равное время каждому кандидату на выборах для выражения его политических мнений плюс ответственное отношение, например, к выбору музыкальных композиций. Многие годы ни одна станция не имела права выражать собственную точку зрения, а в наши дни каждое транслируемое мнение должно быть уравновешено ответственным редакционным комментарием.

Поскольку каждой станции приходится действовать с оглядкой на возможную реакцию Федеральной комиссии по связи, свободное мнение редакции всегда оказывается лицемерным. Чего же удивляться тому, что если телеканал и высказывается по какому-либо противоречивому вопросу, то обычно в пользу власть имущих?

Публика мирится с этой ситуацией, потому что такое положение вещей существует с самого начала широкомасштабного коммерческого радиовещания. Но что бы мы подумали, если бы все газеты действовали на основании лицензий, которые должны ежегодно возобновляться Федеральной комиссией по печати, и при этом лицензию можно было отозвать за то, что газета рискнула выразить пристрастное мнение в передовице или не выделила достаточно места для социальной рекламы? Разве это не было бы нетерпимым да и неконституционным нарушением права на свободу печати? А если еще лицензировать и деятельность книгоиздателей, не продлевая лицензии тем, чьи публикации не соответствуют требованиям Федеральной комиссии по книгоизданию? При этом положение, которое мы сочли бы нетерпимым и тоталитарным, сложись оно в сфере издания книг и газет, считается нормальным в самых популярных средствах массовых коммуникаций – на радио и телевидении. Но ведь по сути оба этих случая ничем не отличаются друг от друга!

Здесь мы сталкиваемся с одним из фатальных пороков идеи демократического социализма, т.е. идеи, что правительство должно владеть всеми ресурсами и средствами производства, но при этом обеспечивать свободу слова и печати для всех граждан. Абстрактная конституционная гарантия свободы печати лишена всякого смысла в социалистическом обществе. Дело в том, что, когда правительство владеет всеми газетами, бумагой, типографиями, оно, будучи собственником, должно решить, как распределить бумагу и типографии и что печатать. Так же как правительство, выступая в роли собственника улиц, должно решать, как их использовать, так и социалистическое государство должно распределять бумагу и все другие ресурсы, обеспечивающие свободу слова и печати: залы для собраний, типографскую технику, грузовики и т.д. При этом оно может сколько угодно говорить о своей преданности свободе печати, но в то же время направлять всю бумагу только своим сторонникам. Свобода печати оказывается фикцией. Да и вообще, почему социалистическое правительство должно выделять сколько-нибудь существенные ресурсы антикоммунистам? В таких условиях проблема свободы печати неразрешима.