— Скажи мне прямо, вступаешь ты или не вступаешь в колхоз? Мне нужно знать твой окончательный ответ.
— Я уже давно сказал, что буду делать, и все так ясно, что яснее некуда, — ответил Пацеплис.
— Значит, нет? — переспросил Жан.
— Ни в коем случае. Раз я решил — так тому и быть.
— В таком случае мне больше здесь делать нечего. Дольше я не буду терпеть, чтобы надо мной все смеялись!
— Отчего же им так смешно?
— Из-за тебя смеются! Дочь коммунистка, сын комсомолец, а вдвоем не могут переубедить отца и вывести его на верпую дорогу.
— Пусть смеются… — пожал плечами Пацеплис. — Наплюй ты на них, а меня оставь в покое со своей агитацией.
— Я и наплюю, только не на них… Они смеются поделом. Плюну на Сурумы, понимаешь? Ни одного дня больше не останусь.
Жан пошел в свою комнату и собрал вещи. Он решил перебраться в МТС, в общежитие трактористов, там для него уже была приготовлена койка.
Пацеплис позвал Лавизу, и они оба сели петь молитвы. Вскоре раздался мощный дуэт. Немного погодя с узлом и вещевым мешком вышел из своей каморки Жан.
— Будьте здоровы, — сказал он. — Пока не вступите в колхоз, ноги моей здесь не будет, — и ушел.
— Изверг… собака! — крикнула Лавиза. — Побойся бога, греховодник! Так-то ты почитаешь и любишь своих родителей?
— Чего ты так лаешь? — пробурчал Пацеплис. — Пусть бежит, пусть поскитается по свету. Когда-нибудь завизжит у порога. Подтягивай.
И снова зазвучало пение.
Но только низкий потолок и бурые, покосившиеся стены слышали их. Собака на дворе, прислушавшись к заунывным звукам, начала жалобно подвывать — наверно, решила, что следует поддержать хозяев.
4
В ту зиму Валентина часто навещала Яна и Айвара Лидумов. Ильза просила ее заглядывать к ним, узнавать, как они живут, и, если нужно, вмешиваться в хозяйство брата.
— Мужчины в этих вопросах беспечный народ, если им дать волю, то самую лучшую квартиру так запустят, что нельзя будет никого пригласить.
Возможно, что мнение это было преувеличенным, так как Лидум с Айваром заботились о своем жилище: два раза в неделю жена дворника вытирала пыль, проветривала комнаты и выбивала дорожки. Но этого было мало для того, чтобы в доме всегда царили чистота и уют, поэтому вмешательство Валентины пришлось как нельзя более кстати.
Она не довольствовалась тем, что оконные занавески были вовремя выстираны и не чувствовалось во всех углах запаха застоявшегося табачного дыма; она интересовалась и кухней, регулярно ли они едят, что едят? Заметив на ком-нибудь из них плохо выглаженные брюки, Валентина сердилась, говорила, что это ни на что не похоже, тем более что тут же, в нижнем этаже, есть мастерская бытового обслуживания. Больше всего она была недовольна тем, как ее «подопечные» отдыхали: собственно, здесь ни о каком отдыхе не могло быть и речи. После напряженной недели Айвар и Ян Лидум хотя и оставались дома, но с утрa до вечера просиживали за книгами или деловыми бумагами.
— Так жить нельзя… — решительно заявила Валентина. — Так вы быстро заплесневеете. Каждый человек нуждается в отдыхе, и это не только наше право, но и обязанность.
В первое же воскресенье после окончания зимней экзаменационной сессии она с самого утра пришла к Лидумам и объявила, что сегодня всем троим придется провести день по разработанному ею плану.
— Одевайтесь и поедем за город. Обедать будем в лесу. Айвар, покажите, где у вас продукты и приготовьте термосы и корзину. Вы, товарищ Лидум, оставьте свою трубку дома, а если уж без нее не можете жить, то возьмите в кисет топлива не больше, чем на три зарядки.
— Слишком мало… — озабоченно промолвил Ян. — Нельзя ли немного добавить? Пожалейте старика, дорогая Валентина.
— Ну ладно, еще одну порцию можно добавить, но больше ни-ни… — великодушно разрешила Валентина.
В темно-синем лыжном костюме, в пестрой вязаной шапочке, она весело суетилась по квартире, как мальчишка, задумавший шалость. Ее веселость и жизнерадостность передались и мужчинам, и они изо всех сил старались побыстрее и поаккуратнее выполнить каждое ее приказание. Пока отец с сыном брились, а Валентина варила кофе и готовила еду, прошло около часа. К тому времени подъехала машина, и они тронулись в путь. Валентина прикрепила поверх кузова две пары лыж.
Лидум подозрительно покосился на лыжи, потом заглянул в машину и облегченно вздохнул:
— Господь миловал — только две пары… Я могу остаться зрителем.
— Почему? — засмеялась Валентина. — Лыжами будем пользоваться по очереди. Неужели вы думаете, что мы с Айваром такие эгоисты и не дадим вам поразмять ноги?
— Н-да… — задумчиво протянул Лидум. — Боюсь, что из этого ничего не выйдет. К вашему сведению, я на редкость консервативный старик. Меня никак не приучить к некоторым широко признанным вещам. Наверно, потому, что в молодости они были мне недоступны.
— Например? — спросила Валентина.
— Расскажу по пути, — ответил Лидум. — А куда мы, собственно говоря, направимся?
— Туда, где есть лес, холмы и много снега. Неплохо, если там будет река или озеро. Назовите что-нибудь подходящее — ведь вы лучше знаете окрестности Риги, чем я.