К пению птиц

Я уже вполне созрел, чтобы сознавать: всё, что вижу, и всё, что понимаю — и то, как вижу и как понимаю — совокупный продукт моей Молекулы, воплощением которой я являюсь, и моего Социума, строящего Собор.

Наследуемая способность объяснять с помощью метафор сейчас не кажется мне странной: я вижу, что с ее помощью тот самый орган, который понимает — а в своем сознании каждый называет этот орган «Я» — так вот, с помощью метафор Я ищет путь в Новый Мир.

— Доморощенный талмудист, — шучу над собой и сожалею, что мой экстаз у Стены Плача был в свое время недостаточно глубок. Ну вот же, подошел там ко мне человек в черном и строго спросил, «за кого помолиться?» Будто готовый к этому вопросу, я поспешил назвать имена детей и жен и почувствовал облегчение, как если бы сделал что-то полезное.

Человек в черном потребовал, взамен за молитву, денег на храм.

— Бумажку, — пожелал он, однако моего экстаза, честно говоря, хватило только на монеты, о чем теперь приходится жалеть.

Вот Остров, на котором я — Робинзон. Меня уже не развлекают эволюции разнообразных монстров, потому что никакого страха нет. Я знаю, что мне неоткуда и не от кого ждать спасения, потому что спасение вот оно: Море — или пусть будет, Океан.

Я понял, что обрести Мир в Целостности — значит погрузиться в Океан Метаязыка, прибой которого пока — даже в мгновения оргазма — только омывает нам ноги.

Пусть каждый вспомнит, как случалось понимать: «для этого живу».

Что это, если не висящая перед ослом морковка, за которой он бежит?

Сознательному ослу понятно: чудес не бывает — морковка висит не сама по себе.