К последнему рубежу

После такого вступления атмосфера скованности исчезла. Я спокойно рассказал о своем плане использования артиллерии: дивизионная артиллерийская группа создана из двух артиллерийских полков, составлена схема огней, на каждый дот выделены орудия полковых батарей и пушечных дивизионов артполка. Краснопевцев долго изучал на карте схему огней и ставил карандашом точки в каждом квадратике, потом сказал:

— Огонь корпусной артиллерийской группы обозначайте вместо пунктира сплошными линиями. Армия в полосе вашей дивизии дает залп гвардейских минометных частей; наносите его на схему. Сверх того, армейская артиллерийская группа будет вести сосредоточенный огонь по Владимировке. — Генерал встал, посмотрел на меня и добавил — Ну вот, комдив, а вы волновались. Академия-то нам с вами пригодилась…

Серьезное внимание было уделено вопросу организации взаимодействия в атаке пехоты и танков.

С командиром 140-й танковой бригады у нас давно было взаимопонимание. Мы определили с ним исходный рубеж и рубеж атаки, рассчитывали время и распределили танковые батальоны на усиление стрелковых полков.

Постепенно у меня созрело решение на бой. Боевой порядок дивизии строился в два эшелона: в первом — 1052-й и 1054-й, во втором — 1050-й стрелковые полки. 140-я танковая бригада побатальонно придается на их усиление. Дивизионную артиллерийскую группу составляли два артиллерийских полка. Артиллерийский противотанковый резерв — две батареи 507-го армейского истребительного противотанкового полка. Участок прорыва — около 4 километров. В интересах дивизии будет дано два полковых вылета штурмовой авиации, залп гвардейских минометов и массированный удар армейской артиллерии по Владимировке.

Подготовка шла полным ходом. Уже вырыты траншеи и ходы сообщения, блиндажи и окопы для наблюдения. В блиндажах продолжается работа. Траншеи и блиндажи накрыты маскировочной сетью и сеном. Бесперебойно работает штаб — бьющееся сердце огромного организма войскового соединения.

У меня было свое отношение к штабу, сложившееся из лично пережитых и взаимных отношений с командирами при прохождении службы в должности начальника штаба отдельного мотострелкового полка. Командир его имел довольно странное понятие о работе штаба. Утром прихожу туда, а никого из офицеров на месте нет. Дежурный сообщил, что поздно вечером звонил командир и приказал всем им быть после подъема в батальонах. Сначала я подумал, что у него были для этого какие-то особые причины, но оказалось, что это его система руководства. Сработанности с командиром в то время у меня не получилось. Я это остро переживал.

Теперь в бою к штабу дивизии я относился внимательно и бережно. И меня радовало, что его офицеры, и особенно начальник, меня понимают. Подполковник М. И. Сафонов имел большой боевой опыт, трудился беззаветно. Он обладал исключительной способностью быстро воспринимать решение командира и организовывать работу штаба по претворению его в жизнь с большой творческой инициативой. А эта способность штабного офицера трудиться над выполнением решения командира — самый настоящий, большой талант. Все у Михаила Ивановича получалось как-то ладно. Я ценил, уважал его и ни одному штабному офицеру не ставил задачу, минуя начальника штаба. Это, как я убедился, делало действия Сафонова более уверенными, он чувствовал себя моим оперативным и надежным помощником.

Так и сейчас. Еще вчера вечером здесь, на этой высоте и в балке, было пустое место, а сейчас работает боевой организм. Я пошел проверить работу командного пункта. В блиндаже оперативного отделения на самодельных столах лежат карты. Над ними склонились офицеры во главе с начальником оперативного отделения майором Н. В. Васильевым. Он поднял голову и смотрел на меня покрасневшими от бессонницы глазами. На вид флегматичный, но очень организованный офицер, Васильев доложил, что все распоряжения устно и письменно переданы в штабы полков. Рядом стоял помощник начальника оперативного отделения, или, как эту должность называли, ПНО-1, майор Ф. Л. Яровой. Он только что положил трубку телефонного аппарата.

Федор Лаврентьевич — бывший командир стрелкового батальона — оказался очень хорошим штабным офицером. Майор был крепышом и, видимо, поэтому выглядел сейчас бодрее всех. Я вспомнил, как он смело вел свой батальон при штурме Сталино, и спросил, нравится ли ему теперешнее дело. Вместо прямого ответа майор сказал, опустив голову, что начальник штаба дивизии не отпускает его на строевую работу.

— И не отпущу, — проговорил Сафонов.

— Ну, тогда, майор, поздравляю. Начальник штаба дал вам отличную аттестацию.

— Война есть война, Михаил Иванович, — заметил я Сафонову, когда мы вышли из блиндажа. — Люди везде нужны, но все-таки в оперативном отделении для такой огромной работы три офицера очень мало.

— Конечно, мало, — согласился он. — Чтобы не было перебоев, привлекаем офицеров связи от полков для выполнения отдельных поручений.