К повороту стоять! (СИ)

На «Петре» сверкнули вспышки, полубак заволокло дымом. И сразу загрохотало по всей линии — открыли огонь сразу обе русские колонны. В ответ с «Резистанса» ударило одно — только одно! — орудие, эхом откликнулся ему «Принц Уорден». С запозданием выпалили две восьмидюймовки носового плутонга «Сьюперба». Пушки остальных британских кораблей молчали.

— Почему они не стреляют?

На вице-адмирала было страшно смотреть. Сгорбился, будто разом постарел лет на десять, лицо в багровых пятнах, пальцы дрожат…

— Сэр, «Клеопатра» покинула строй!

Ригби вскинул подзорную трубу: идущий концевым фрегат выкатывался влево, сбавляя ход.

— Ваша светлость… сэр… — голос флаг-офицера прерывался. — «Клеопатра» спустила флаг!

Вице-адмирал вырвал у подчиненного трубу. На кормовом флагштоке вместо «Юнион Джека» полощется на ветру белое полотнище.

«Нет. Этого не может быть! Это же британский фрегат! Коммодор Стёрджес… негодяй, изменник, жалкий трус! А он, старый дурак, еще выделял его среди других командиров судов! Позор, позор, горше смерти…»

Труба полетела за борт. Сэр Эстли Купер Ки обвел свою свиту тяжелым взглядом, резко, на каблуках повернулся и чуть ли не бегом покинул мостик. Никто из офицеров не сделал попытки последовать за ним, лишь мичман, младший штурманский помощник «Сьюперба», дернулся к трапу и замер, наткнувшись на тяжелый взгляд Ригби. Минутой позже за дверью адмиральского салона — роскошной, красного дерева с бронзовой позолоченной ручкой и уголками — негромко хлопнул револьверный выстрел.

Эпилог

Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый Росс!
Звучной славой украшайся.
Магомета ты потрёс! [51]

Торжественные звуки полонеза плывут над городом. Солнце сверкает в меди геликонов и литавр, отскакивало от зеркальных стекол над Дворцовой набережной, серебристой чешуей рассыпалось по невской ряби. Май в этом году выдался необычайно теплым, и толпы, запрудившие Дворцовую набережную, одеты по-летнему. Городовые успевшие сменить мундиры на летние, щеголяют в белых полотняных рубахах; кое-где мелькают тюлевые зонтики в руках дам и барышень — солнце уже припекает не на шутку.

Воды быстрые Дуная
Уж в руках теперь у нас;
Храбрость Россов почитая,
Тавр под нами и Кавказ.

Корабли выстроились двумя колоннами от стрелки Васильевского острова и дальше, мимо Адмиралтейства, к Николаевскому мосту. Правая вся в праздничном убранстве: флаги расцвечивания, парадные офицерские мундиры на шканцах и мостиках, кипенно-белые голландки нижних чинов — шеренгами по бортам и цепочками, в вышине, вдоль реев — машут бескозырками, улыбаются, неслышно кричат… Ослепительно сияют, перемигиваясь солнечными зайчиками с оркестровой медью, латунные поручни, переговорные трубы и кольца иллюминаторов, бронзовые накладки на штурвалах и детали орудийных замков — все то, что на флоте называют емким словом «медяшка». Зеваки, заполонившие набережные на обоих берегах Невы, не отрывают глаз от этого праздничного великолепия.

Уж не могут орды Крыма
Ныне рушить наш покой;
Гордость низится Селима,
И бледнеет он с луной.

Левая колонна заметно короче — угрюмые черные утюги, придавленные собственной тяжестью к невской зыби, пялятся на набережные слепыми иллюминаторами и задраенными амбразурами артиллерийских казематов. Ни пестрого великолепия сигнальных флагов и вымпелов, ни начищенной до ослепительного блеска меди. Грозные некогда орудия старательно укрыты брезентами, стеньги и реи спущены, мачты торчат нелепыми обрубками, на палубах и мостиках — ни души. И на каждом судне с кормового флагштока, под Андреевским флагом свисает еще один — красный, пересеченный наложенными друг на друга косым и прямым голубыми, с белой каймой, крестами. «Юнион Джек», флаг Британской Империи. Знамя побежденных.

— А почему нет дядюшкиного… вашего «Стрельца»? — поправилась Нина. Они стояли на самой стрелке, у гранитного парапета ростральной колонны, в разношерстой толпе петербургской публики.

— Он в Заводской гавани, в Кронштадте — охотно объяснил Сережа. — Котлы после перехода из Кронштадта в Свеаборг и обратно совсем сдали, да и ремонт мы после Кронштадта, почитай, что не закончили, все на живую нитку. Вот и поставили нашего старичка на замену котлов и переборку машин. Заслужил!

Стон Синила [52]

раздаётся,Днесь в подсолнечной везде,
Зависть и вражда мятется
И терзается в себе…

Сквозь вздохи духового оркестра, сквозь немолчный гам толпы до слуха Сережи с Ниной долетали обрывки фраз, а то и целые разговоры. Вот беседуют двое: солидный господин с обликом чиновника средней руки и молодой человек в новенькой шинели Петербургского университета.