К предательству таинственная страсть...

Видимо, поэтому — в результате многолетнего искоренения — крестьянская литература следующего за есенинским поколения выглядит куда скуднее, беднее, малочисленнее, нежели литература того же корня, сложившаяся до революции. Уже с начала двадцатых годов стало непрестижным, скорее — опасным, быть крестьянским писателем. Недаром в это время у Петра Орешина вырываются горькие строки о том, что “сельские баяны, // певцы крестьянской стороны, // как будто родине багряной // мы стали больше не нужны!” А когда началась коллективизация, крестьянские писатели есенинского поколения были почти все фактически выброшены из литературы, ибо в основном они не приняли переустройства деревни, ссылки крестьян, разорения деревни, голода.

* * *

В 1987 году Евгений Евтушенко обратился к Генеральному секретарю Советской компартии М. С. Горбачёву с чрезвычайно важной просьбой:

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Переправляю Вам письмо с просьбой о реабилитации несправедливо обвинённых в своё время и казнённых, деятелей партии и среди них, в первую очередь, Николая Ивановича Бухарина, которого Ленин называл “законным любимцем партии”. Это письмо подписано представителями передовой части нашего рабочего класса с КамАЗа. Под этим письмом могли бы подписаться все лучшие представители нашей интеллигенции. Все те, кто не только поддерживают на словах, перестройку и гласность, а проводят их в жизнь, безусловно разделяют мнение авторов этого письма. Реабилитация Бухарина давно назрела, и год семидесятилетия нашего государства — самое лучшее для этого время. Мы как наследники революции не имеем права не вспомнить добрыми словами всех, кто её делал.

С искренним уважением Евг. Евтушенко.

Как один из главнейших идеологов “шестидесятничества” он должен был знать, что ему приходится восстанавливать репутацию не просто невинной жертвы сталинского режима, но и жестокого теоретика мировой революции, утверждавшего: “Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки человечества из человеческого материала капиталистической эпохи”

(Бухарин Н. Э. “Экономика переходного периода”. М., 1920).

Евтушенко, называвший себя “есенинцем”, то ли не знал, то ли закрыл глаза на то, что писал в своей статье “Злые заметки” через год после гибели Есенина “законный любимец партии”. В своих “Злых заметках”, которые, в сущности, были идеологическим постановлением, опубликованным 12 января 1927 года в газете “Правда”, Бухарин направил остриё удара против главного “крестьянского” поэта — Сергея Есенина, надолго определив практику репрессий по отношению к крестьянской литературе. Но “Злые заметки” были направлены не только против “есенинщины”. В них Бухарин издевался над поэзией Тютчева, над расстрелянными дочерями последнего царя (“которые в своё время были немного перестреляны, отжили за ненадобностью свой век”). С недостойным для мужчины и писателя остроумием иронизируя над несчастными жертвами революционного фанатизма, Бухарин накликал и свою судьбу: его тоже, когда он стал не нужен Сталину, говоря бухаринскими же словами, “немного перестреляли за ненадобностью”. Как говорится, поднявший меч…

В этих же “Злых заметках” академик Бухарин с иронизирует над “академиком” Буниным, а о Есенине пишет как об идейном враге с особенной злобой: “Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого “национального характера”; “Всё это наше рабское историческое прошлое, ещё живущее в нас, воспевается, возвеличивается, ставится на пьедестал лихой и в то же время пьяно рыдающей поэзией Есенина”; “Причудливая смесь из “кобелей”, “икон”, “сисястых баб”, “жарких свечей”, берёзок, луны, сук, господа бога, некрофилии… и т. д. — всё это под колпаком юродствующего квазинародного национализма — вот что такое есенинщина”. Остальные борцы с крестьянской литературой словно бы только и ждали этих формулировок одного из главных идеологов теории “пролетарского принуждения”.