“Что такое есенинщина? Это олицетворение хулиганства, уныния, пессимизма и наркомании. Все эти качества были и у Есенина. Даровитый юноша, он прямо из деревни попадает в Петербург и здесь втягивается в кабацкую жизнь, начинает пьянствовать и развратничать… Поэт стал хулиганом. В таком состоянии встретил Есенин приход советской власти. С этого момента начинается трагедия пьяницы, который, обладая большим самолюбием, в то же время чувствует, что уже выдохся и ничего не может дать новой жизни. Новая жизнь, отбрасывающая всё гнилое, отбросила и выдохшегося поэта” (А. В. Луначарский).
“В стихах типа Клычкова и Клюева мы видим воспевание косности и рутины при охаивании всего городского, “большевистского”, словом, апологию “идиотизма деревенской жизни” (А. Безыменский).
“Любовь к природе в творчестве этих писателей — только антитеза ненависти к городу, фабрике, машине, пролетариату, а синтез — это власть кулачья” (О. Бескин).
“Поэмы “Деревня” и “Плач по Сергею Есенину” — совершенно откровенные антисоветские декларации озверелого кулака” (Л. Тимофеев).
“Социальная родина Есенина — зажиточная патриархально-старообрядческая группа крестьянства. Он не представитель крепкого кулацкого ядра, активного, бодрого, “практического”, а “блудный сын” этой группы, сын, кровно с нею связанный, физически, психологически и культурно ею вскормленный…” (Б. Розенфельд).
“Он перешагивает шаг за шагом, год за годом со своей лихой, не сдающейся кулацкой совестью по головам молодых поэтов” (Д. Петровский о Павле Васильеве).
“Все эти греко-рязанские гекзаметры насквозь насыщены кулацкой радостью накопительства” (О. Бескин о П. Радимове).
И такого рода доносами и приговорами в адрес крестьянских писателей переполнена пресса тех лет. А в 1934 году Бухарин, сделавший себе после “Злых заметок” репутацию главного идеолога партии, добился права сделать на I съезде советских писателей доклад “о современной поэзии”, естественно ещё раз прошёлся “по есенинщине”, отозвался о Есенине как о “поборнике кнутобойства” и объявил всему многонациональному съезду писателей, что “русские до 1917 года были нацией обломовых”.
Однако то, что Евтушенко обратился с письмом к Горбачёву о необходимости “в первую очередь” реабилитировать “любимца партии” Бухарина, неудивительно. Основная мысль этого письма у него, чья родня была в рядах революционной элиты, заключена в словах: “.мы как наследники революции.”. Но эту революцию делали не только его два деда, её делали Троцкий и Тухачевский, Свердлов и Радек, Бела Кун и Розалия Землячка… Так что можно понять, почему Евгений Александрович написал стихи, воспевающие Иону Якира, и призвал власть и общество поставить ему памятник. В те же годы (1989) были опубликованы документы о том, что Якир, входивший в комиссию по решению судьбы Бухарина и Рыкова, проголосовал за расстрел Бухарина. Более того, Сталин предложил доследовать дело Бухарина, а потом решить вопрос о его судьбе, но Якир ещё раз проголосовал за незамедлительный суд и расстрел, не понимая, что следующим на месте “любимца партии” окажется он. Вспоминаю, как в Архангельске сестра Алексея Ганина Мария трясущейся старушечьей рукой протянула мне пожелтевшую от времени газетную вырезку, которую она хранила как зеницу ока:
“Военный трибунал МВО 12 октября 1966 года.
Дело по обвинению Ганина А. А. 1893 года рождения, арестованного 2 ноября 1924 года, пересмотрено военным трибуналом Московского военного округа 6 октября 1966 года. Постановление от 27 марта 1925 года в отношении Ганина А. А. отменено и дело о нём прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Ганин А. А. реабилитирован посмертно.
Зам. председателя военного трибунала МВО, полковник юстиции И. Баурин”.
Перечитываю текст и сокрушаюсь: почему советская власть реабилитировала поэта, а Евгений Евтушенко отказал ему в реабилитации и как продолжатель идей Бухарина не воскресил имя Ганина в своей “Антологии”?.. А ведь с какой страстью он рассказывал о восстановлении исторической справедливости:
“…и возникла мысль составить эту антологию, собрать воедино все кусочки русского национального духа, чьё лучшее воплощение — наша поэзия. Собрать её по обломкам, по крупицам, по крошкам, зашвырнутым ветрами истории в сибирские лагеря, в дома престарелых во Франции, в семейные архивы, в следственные дела КГБ.
У нашего народа на семьдесят лет отобрали историю его собственной поэзии, лишив его возможности читать тех поэтов, которые эмигрировали или были перемолоты гигантскими челюстями ГУЛага”.
Как можно было излагать такие высокие мысли и чувства и одновременно пройтись рукой цензора по стихам Пимена Карпова, а говоря о судьбе Ганина, сделать вид, что такого поэта не было и нет в русской поэзии, и обвинить замечательного поэта Николая Тряпкина в “шовинизме” и “национализме”! Поистине, он не зря требовал реабилитации Бухарина, главного борца с “есенинщиной”!..