"К предательству таинственная страсть..."

Мне могут возразить, что, мол, отроки из “знатных семей” больше всех по­страдали в эпоху “большого террора”. Возможно. Хотя отцы Шукшина, Распу­тина, Бородина погибли в том же тридцать седьмом. Но те “дети Арбата” и “Дома на набережной”, чьи отцы и матери были репрессированы в 1930-е го­ды, после хрущёвского XX съезда, осознав себя потомками “комиссаров в пыльных шлемах” и продолжателями великих ленинских традиций, воспользо­вались своими возможностями сполна. Перед ними, как в сказке, растворились двери издательств и киностудий, театров и журналов, кабинетов на Старой пло­щади и всяческих зарубежных посольств. Они снова, как четверть века назад, почувствовали себя единственными законными “детьми Арбата”, навсегда по­забыв или умолчав о том, кто жил на этом старом Арбате до них и кому он до них принадлежал. Но известный русский писатель из первой эмиграции Борис Зайцев помнил, как расселялись в 1920-е годы отцы и матери “дворян с Арбат­ского двора”, и вспоминал об этом времени с точностью очевидца:

“Полусумасшедшая старуха в рваной кофте и матерчатых полуса­пожках, широко расставив ноги, бредёт с палкой и бессмысленно бор­мочет: “Помогите! Помогите!” — и протягивает руку. Старый человек, спокойный, важный, полузамерзающий, в очках, сидит на выступе ок­на и продаёт конверты близ Никольского. А у Николы Чудотворца, под иконой его, что смотрит на Арбат, в чёрных наушниках и пальто старо­военном, с золотыми пуговицами, пристроился полковник с седеньки­ми, тупо заслезившимися глазками, побелевшим носом и неукосни­тельно твердит: “Подайте полковому командиру!” Рыцарь, задумчивый, задумчивый рыцарь с высот дома в Калошином вниз глядит на кипение, бедный и горький бег жизни на улице и цепенеет в седой изморози на высоте своей. А внизу фуры едут, грузовики с мебелью. Люди в ушас­тых шапках, в солдатских шинелях, в куртках кожаных въезжают и вы­езжают, из одних домов увозят, а в другие ввозят, вселяют, выселяют, всё перерывая, вороша жизнь старую”.

Один из самых лояльных по отношению к “детям Арбата” литераторов на­шего круга Олег Михайлов так вспоминал об авторе культовых “арбатских” пе­сен тех лет:

“В 1964 году небольшая группа молодых писателей приехала из Москвы в тогдашний Куйбышев. Гвоздём программы был, конечно, Бу­лат Окуджава и его песни. Как-то после очередного концерта, за ужином я рассказал о моём (ныне покойном) друге Дмитрии Ляликове. Он, в ча­стности, говорил, что когда на Кавказе узнали, что будто бы Сталин убил Кирова, то начали лучше относиться к Сталину. Слишком много зла натворил в тех краях “мальчик из Уржума”. И услышал от Окуджавы:

— Этого человека надо расстрелять!

Я был поражён:

— Но почему же?

И Окуджава тихо, но непреклонно ответил:

— С Кировым работала моя мама...”

После этого остаётся только вспомнить строчку из стихотворенья Окуджавы о своей матери: “...но тихонько пальцы тонкие // прикоснулись к кобуре” или из его гимна: “Поднявший меч на наш союз // достоин будет худшей кары...” — или признание Кирова о том, что “мы шли к победе революции по колено в крови”. Много раз я встречался с подобного рода признаниями “пла­менных революционеров” и ненавистью их потомков к “тридцать седьмому го­ду”, сделавшему их сиротами. Почти все они, за редким исключением, так и не поняли, что судьбы их отцов и матерей вершились согласно закону всех вели­ких революций, гласящему, что революции рано или поздно “пожирают своих детей”. Этот закон знал наш выдающийся композитор Георгий Свиридов, кста­ти, происходивший из простонародья. Отец Георгия Васильевича, почтовый ра­ботник, был убит во время гражданской войны деникинцами. Но тем не менее, когда он прочитал ставший сенсационно модным в годы “перестройки” роман А. Рыбакова “Дети Арбата”, то сделал в своих дневниках такую запись:

“Их родословная, всегда ли они были “детьми Арбата”? Кто их отцы, населявшие Арбат и др. привилегированные “престижные” улицы Моск­вы и Ленинграда? Страшная участь подлинных “детей Арбата”. Цель ро­мана — свалить с себя вину за истребление людей на одного человека, которому “дети Арбата” служили за страх и выгоду. Они служили бы и за совесть, если бы она у них была. (Новый поток лжи)” (“Музыка как судьба”. М.: Молодая гвардия, 2002).

***