К. Р.

— Мне стыдно, что мои солдаты, проходя службу в двух шагах от столицы и в ней самой, ничего не знают об истории этого великого города. Они даже не знают, где памятник Суворову, Петру Первому.

Наследник не ограничился словами. Он собрал своих ротных командиров и сказал им, что считал бы полезным в свободные дни проводить с солдатами экскурсии по городу и рассказывать им историю Петропавловской крепости, Казанского собора, домика Петра Великого, показывать памятники выдающимся русским людям.

«Как хорошо придумал Ники, а то и правда, стыдно за нашу беспамятливость», — думал Константин, вспоминая размышления писателя Д. В. Григоровича во время путешествия по французской Бретани:

«История Бретани вся в прошедшем… Признаки этих воспоминаний рассыпаны на всем, куда ни обращаешь глаз; нет, кажется, такого холмика, нет ручья и старого дупла, о которых бы до сих пор любой крестьянин не рассказал преданья и легенды.

Отчего же, думал я — и думал об этом, могу вас уверить, с сокрушенным сердцем, — отчего же путешествие по России так мало оживляется воспоминаниями? Неужто мы не жили?… Если мы жили, отчего же у нас так мало исторических памятников? Отчего все былое изгладилось из памяти народа? Отчего в Бретани, в любом крестьянском семействе из рода в род передаются преданья, и до сих пор так еще живы они в народе; отчего у нас не сохранилось в народе ни одного почти рассказа о былом? Мне больно было припомнить, как недавно мой знакомый, проезжая мимо Куликовского поля, спросил у ямщика, что здесь за место?

— А кто его знает! С французом, что ли, была война!..

Главная причина всему — закоснелая дикость, невежество…»

Размышления эти не во всем справедливы, но обидная доля правды в них есть.

* * *

Наследник выполнял все сопряженные с его должностью обязанности.

То ли в силу молодости, свежести восприятия, а скорее всего, искренней деловой заинтересованности, он совершенно изменил в своем батальоне офицерские занятия по решению тактических задач, которые обычно проходили вяло и скучно. Командир батальона давал задачу и просил всех высказаться по ее решению, но все, как правило, отмалчивались. Командиру приходилось самому, не добившись ни слова, разъяснять решение. Цесаревич же, подготовив задачу, настаивал, чтобы высказался каждый. Начиная с младшего чина. Попытки отмолчаться успеха не имели.

Наблюдая однажды немало попотевших над тактической задачей офицеров, расшумевшихся, возбужденных, а не вялых и апатичных, Константин подумал, что Ники, пожалуй, вполне обладает качествами педагога.

В России в это время много говорили о постройке Сибирской железной дороги. У этой идеи были противники и сторонники. Газеты воевали друг с другом, порой не находили общего языка инженеры и ученые. Но над всеми спорами мудро прозвучали слова Менделеева: «Только неразумное резонерство спрашивало: к чему эта дорога? А все вдумчивые люди видели в ней великое и чисто русское дело… путь к океану — Тихому и Великому, к равновесию центробежной нашей силы с центростремительной, к будущей истории, которая неизбежно станет совершаться на берегах и водах Великого океана».

Конечно, эта тема на все лады обсуждалась и в Преображенском полку офицерами. Ники взялся пригласить в офицерское собрание статс-секретаря Куломзина. [45]

На первом же общем четверговом обеде появился гость. Все придвинули стулья к центру стола.