К. Р.

Как ни занят был Константин, он не мог отказать себе в удовольствии хотя бы поздно вечером поговорить с герцогом. Иногда они засиживались за полночь. И тогда герцогиня (дочь Королевы Нидерландской) кого-нибудь присылала развести их по комнатам. К завтраку Константин выходил с головной болью.

— Что вас так задержало вчера, какие такие умные разговоры? — спрашивала герцогиня мужа и гостя.

— Ах, моя дорогая, если бы ты знала, насколько русское обаяние сильнее любого ума, — вздыхал старый «полурусский» Карл Александр.

Узнав, что Великий князь позволил себе стать поэтом, герцог возымел непреодолимое желание увидеть его стихи в немецком переводе. Он нашел поэта Юлиуса Гроссе — надворного советника, секретаря Шиллеровского общества в Веймаре, Дрездене, Мюнхене, и поручил ему эту работу. Однажды Аполлон Майков в Комитете иностранной цензуры обнаружил книжечку стихов К. Р. на немецком языке. Константин всё понял и написал в ответ Майкову: «Не знаю, как хватило у немца выпотеть такую работу. Но, как видно, он ее довел до конца… Я не мешал и не буду мешать любезному дяде».

Прощаясь с дядей, Константин звал его в Россию. — «Не увижу я ее больше», — поморщился герцог и показал на свои больные ноги.

Когда Константин возвращался в Россию, в родных северных краях еще лежал в полях снег. Снег кое-где оставался и в Петербурге, хотя весной уже веяло отовсюду. В Александровском саду показалась тоненькая зеленая трава. Хотелось за город, в Павловск или Стрельну. Но в полку — смотры, на Женских курсах — экзамены, у Академии — свои проблемы.

По возвращении Великий князь послал за Леонидом Николаевичем Майковым и предложил ему стать вице-президентом Академии наук. Л. Н. Майков — ученый-филолог, библиограф и этнограф, издатель собрания сочинений К. Н. Батюшкова, биограф и издатель А. С. Пушкина, академик — давно привлекал его внимание как президента Академии. Как только появилась вакансия, Константин Константинович предложил ее Леониду Николаевичу. «Он очень доволен, и я тоже», — оставил Великий князь запись в дневнике.

С Ники Константин встретился у Государя в Гатчине на своем дежурстве. Их Величества пригласили Константина к чаю. За столом собралось много народу. Когда все покинули императрицыну гостиную, Дагмара оставила Константина у себя.

— Костя, ты видел Сергея? — спросила она каким-то напряженным голосом.

— Видел, мы хорошо и приятно поговорили.

Дагмара молчала. Лицо ее было сердито.

— Минни, что случилось, на кого ты гневаешься? — Константин ласково взял ее за руку.

Она высвободила руку и отошла к окну.

— Это длинная история, — сказала глухо, — только тебе могу рассказать. Ники влюблен. В сестру Эллы, жены Сергея. Зовут ее Аликс Гессен-Дармштадтская. Ники сам мне признался в своем чувстве.

— И что же вы с Сашей? — заволновался Константин.

— Мы разрешили ему провести о женитьбе переговоры, если к тому встретится случай при поездке за границу.

— Но случая не встретилось?

— Да, не встретилось. Тогда Ники спросил Эллу, согласилась бы ее сестра принять православие и стать его женой.

— Ну и что сказала Элла? Они ведь с Сергеем, кажется, ездили в Дармштадт…

— Да, Ники получил от Эллы письмо из Дармштадта, что ее сестра колеблется. Но если Ники немедленно приедет, то, возможно, всё уладится.

— Но это чревато…

— Вот именно! Мы с Сашей не отпустили Николая. Ведь если бы Алике отказала, то он перед всеми европейскими дворами оказался бы в неловком положении.

— Вас можно понять…

— А вот Сергей понял иначе: написал грубое письмо, обвиняя Ники в трусости, малодушии, отсутствии воли и Бог знает в чем… Но ведь Николай — наследник российского престола, а не губернатор Москвы, как Сергей! — Дагмара была вне себя.

Константин успокаивал ее, говоря обычное: «Всё образуется», но сам думал о том, что Алике, когда она приезжала в Россию, ему не понравилась и хотелось бы кого-то получше для милого Ники.

Они сидели в тихой гостиной. За окнами давно стемнело. Шел снег, и деревья бились на ветру в окна. Константин смотрел на свою Царицу, все еще стройную и тонкую. В сумерках бледнело совсем молодое ее лицо. Но это были сумерки, и она говорила о взрослом сыне…

Вечером в тот же день, 4 ноября 1893 года, он занес в дневник: «Я прямо от Императрицы и под свежим впечатлением спешу записать все, что с необыкновенной и глубоко трогающей меня доверчивостью она мне говорила. Я никому не могу пересказать ее слов, но вверяю их дневнику, ключ которого всегда при мне…»

На следующее утро Великий князь возвращался из Гатчины в вагоне Ники. Они дружелюбно говорили обо всем на свете. Но Константину было почему-то неловко, что он знает сердечную тайну Цесаревича, а тот об этом даже не подозревает.

Служба Наследника шла своим чередом. Константин ежедневно вел записи о ней. Это было важно хотя бы потому, что все — от солдата до командира полка — видели в этом юноше надежду России и готовы были каждую минуту сложить за него головы. Записи эти касаются многих подробностей и дают представление о характере будущего Императора.

* * *