К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

Под соленой пятою ветра устоит отвес («Нашедший подкову», 1923) –  под пятой

Конь лежит в пыли и храпит в мыле («Нашедший подкову», 1923) –  конь в мыле

Я скажу тебе с последней / Прямотой («Я скажу тебе с последней…», 1931) –  прямо сказать

Я лишился и чаши на пире отцов / И веселья, и чести своей («За гремучую доблесть грядущих веков…», 1931, 1935) – лишиться чести

И ни крупицей души я ему не обязан («С миром державным я был лишь ребячески связан…», 1931) – ни крупицы чего-либо и быть обязанным чем-либо

Мыслям и чувствам моим по старинному праву («С миром державным я был лишь ребячески связан…», 1931) – по праву

Там зрачок профессорский, орлиный («Канцона», 1931) –  орлиный взгляд

И пахло до отказу лавровишней! («Полночь в Москве…», 1931) –  до отказа24

Есть блуд труда, и он у нас в крови («Полночь в Москве…», 1931) –  нечто (у нас) в крови

А иногда пущусь на побегушки («Еще далеко мне до патриарха…», 1931) – на побегушках

Послать хандру к туману, бесу, ляду («Еще далеко мне до патриарха…», 1931) – к ляду, к черту

И Фауста бес, сухой и моложавый, / Вновь старику кидается в ребро («Сегодня можно снять декалькомани…», 1931) —(седина в бороду), бес в ребро

Кто за честь природы фехтовальщик? («Ламарк», 1932) –  биться/сражаться за чью-либо честь

Ты у нас хитрее лиса («Стихи о русской поэзии, 1», 1932) –  хитрый лис

И прямо мне в душу проник («Татары, узбеки и ненцы…», 1933) –  залезть в душу

Хоть ключ один – вода разноречива – / Полужестка, полусладка…25 («Когда уснет земля и жар отпышет…», «<Из Петрарки>», 1933) – жесткая вода

Конькобежец и первенец, веком гонимый взашей («Голубые глаза и горячая лобная кость…», 1934) –  гнать взашей

И в глубине сторожевой ночи («Если б меня наши враги взяли…», 1937) –  глубокая ночь

Чернорабочей вспыхнут земли очи («Если б меня наши враги взяли…», 1937) – вспыхнул взгляд, глаза загорелись

И глаза застилавший мрак («Средь народного шума и спеха…», 1937) –  (мрак) застилает глаза

Эта слава другим не в пример («Стихи о неизвестном солдате», 1937) –  не в пример другим.

Мы видим, что поэзия Мандельштама регулярно прибегает к идиоматике. Она часто реализуется в словарном значении, хотя иногда помещается в нестандартные контексты, что приводит к семантическому сдвигу в рамках поэтического высказывания (при этом семантика идиомы не меняется или меняется минимально). Во всех приведенных в разделе 1 примерах идиома / коллокация легко опознается читателем. Конечно, наш список «простых» примеров заведомо неполный и количество примеров может быть значительно умножено; нормативное употребление фразеологии и ее легкие модификации характерны для поэтической речи и Мандельштама специальным образом не выделяют. Однако в стихах Мандельштама выделяются более сложные случаи работы с идиоматикой, которые мы классифицировали и объединили в следующие классы. В них примеры будут комментироваться и разбираться подробнее.

2. СЕМАНТИЗАЦИЯ ЭЛЕМЕНТОВ ИДИОМЫ/КОЛЛОКАЦИИ В ВЫСКАЗЫВАНИИ

К этому классу можно отнести случаи, когда в высказывании проявляется одна идиома/коллокация; она сохраняет свое значение, но в то же время оказывается значимой и семантика составляющих ее слов. Таким образом, в высказывании возникает смысловая двойственность.

Схематическая запись: идиома АБ представлена в тексте одновременно как АБ/А+Б.

Эталонный пример:

«Душно – и все-таки до смерти хочется жить» («Колют ресницы. В груди прикипела слеза…», 1931) – идиома до смерти проявляется здесь и в идиоматическом – ‘очень’, и в буквальном смысле (в последнем случае создается оксюморонный эффект).

Случаев семантизации в корпусе стихов Мандельштама довольно много. Они могут быть заметны в рамках одного высказывания или лишь в контексте всего стихотворения, а могут играть ключевую роль или быть факультативными.

В корпусе стихов Мандельштама выделяются случаи семантизации элементов идиомы / коллокации на основе сочетаемости разных существительных с одним и тем же глаголом: совпадающая сочетаемость объединяет разные слова и притягивает друг к другу далекие понятия.

Эта модель обнажена, например, в строке «Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина» («Золотистого меда струя из бутылки текла…», 1917): соотнесение «прялки» с «тишиной» возникает благодаря буквализации глагола стоять из коллокации стоит тишина. По такой же логике сопоставлены «ресницы» и «окна» в строке «Как ресницы, на окнах опущены темные шторы» (это каламбурное сравнение обеспечено общим глаголом в коллокациях опускать ресницы и опускать шторы).