К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР

Регистрация фактически является лицензией на лов рыбы, и выдается она, разумеется, небесплатно. При этом следует иметь в виду, что государственная организация, продающая частному судовладельцу лицензию-регистрацию, обычно не имеет возможности контролировать действия владельца корабля и его экипажа, и, соответственно, не имеет представления о том, сколько рыбы, кальмара, трепанга и прочих даров моря добывает судно и за какие деньги владелец корабля в итоге продает этот улов. Поэтому организация, выдающая лицензию, договаривается с владельцем (он же обычно и капитан) корабля о некоторой заранее оговоренной фиксированной сумме, которую ей будет платить покупатель лицензии. Важно, что речь в данном случае идет не о взятке: эти платежи являются абсолютно официальными, а деньги почти всегда попадают в казну соответствующего государственного учреждения.

Большинство кораблей, занимающихся прибрежным рыболовным промыслом, отличаются небольшими размерами. По сложившейся в Северной Корее традиции рыболовные суда классифицируются не в соответствии с размерами корпуса, а по мощности двигателя. Для частного рыболовного сектора характерно использование судов с двигателем мощностью от 8 до 28 л.с., хотя в самые последние годы стали появляться и корабли с двигателями более 32 л.с. Мощность двигателя коррелирует и с физическими размерами корпуса: корабль с двигателем в 28 л.с. имеет длину 15–17 м, а корпус судна с двигателем 8 л.с. – обычно 6–7 м длиной. Большинство судов, используемых в прибрежном промысле, имеет деревянные корпуса. Строятся они индивидуальными мастерами-плотниками по заказу владельца и служат всего лишь пять – семь лет. Для постройки корабля верфь не требуется: работы идут в полукустарных условиях, обычно прямо во дворе того дома, в котором живет плотник, а заказчик оплачивает работу наличными.

Типичный северокорейский мотобот дешев в изготовлении. Лет десять назад он стоил примерно 800 долларов, но в последние годы его цена возросла до 1200–1300 долларов, причем больше половины общей стоимости мотобота составляет стоимость двигателя. Корпуса, как правило, в принципе не рассчитаны на использование в течение долгого времени. Именно по этой причине северокорейские судовладельцы и капитаны в случае возникновения в море чрезвычайной ситуации мало беспокоятся о судьбе деревянного корпуса.

Построив корабль, должным образом зарегистрировав его и наняв экипаж, новый судовладелец выходит в море. Обычно именно он становится капитаном собственного судна. Улов, как правило, продается на берегу оптовикам, которые в большинстве случаев перепродают более ценные морепродукты дальше за границу – чаще всего в Китай. Из вырученных денег капитан платит зарплату команде, делает платежи за регистрацию и оплачивает текущие расходы: топливо, ремонт корабля и т. д. Оставшиеся деньги составляют прибыль капитана. На восточном побережье во время интенсивного лова мотобот приносит владельцу несколько сотен долларов в месяц. Эта схема выгодна всем участникам. Государственные организации, предприятия и воинские части получают валюту (даже если платежи формально осуществляются в северокорейских вонах, в основе договоренности все равно лежат валютные расчеты). Судовладельцы тоже зарабатывают неплохие по местным меркам деньги, да и рыбаки не остаются внакладе.

Следует иметь в виду, что все это происходит на восточном побережье Корейского полуострова, то есть в районах экономически застойных даже по северокорейским меркам. Для большинства местных жителей работа в море или, если речь идет о женщинах, на переработке улова является самой выгодной, а во многих случаях – и вообще единственно доступной. Раньше в городах восточного побережья действовало несколько крупных промышленных предприятий, но с 1990-х годов они пребывают в состоянии глубокого кризиса.

Кстати сказать, присутствие северокорейских рыбаков на банке Ямато не только увеличивает риск для них самих, но и создает международные проблемы. Наиболее богатые рыбой участки акватории центральной части Японского моря находятся в пределах исключительных экономических зон России и Японии, так что северокорейские рыбаки отправляются туда заниматься браконьерством. Они это понимают, особых комплексов по этому поводу не испытывают и готовы применять силу для того, чтобы добыть вожделенную рыбу – источник благополучия для них самих и для их семей. Понятно, что это приводит к столкновениям с японскими и российскими пограничниками. Как ни парадоксально, увеличение числа таких столкновений, равно как и числа выброшенных на берег «кораблей-призраков», в значительной степени стало результатом приватизации рыбной отрасли. Другими словами, именно «невидимая рука рынка», а не вполне видимая рука государства, гонит северокорейских рыбаков в открытое море на малоприспособленных для этого судах.