В смятении были такие видные и влиятельные западные писатели, как Герберт Уэллс и Андре Жид. Они не хотели поддерживать Сталина, но не хотели становиться и на сторону Троцкого. Долгое время не верил сообщениям о беззакониях в СССР крупный немецкий драматург Бертольт Брехт. Он с радостью встретил появление книги Л. Фейхтвангера о Москве и вначале принял все ее версии. Брехт писал Фейхтвангеру, что его книга – это самое лучшее, что написано на данную тему в западной литературе. Однако, когда в 1941 г. Брехт на короткое время приехал в СССР и узнал здесь о гибели многих знакомых ему антифашистов, об исчезновении его близких друзей, о расстреле своего учителя и друга писателя Третьякова, Брехт начал кое в чем сомневаться. Именно в эти месяцы Брехт написал стихотворение «Неужели народ безгрешен?», в котором есть и такие строки:
Мой учитель Третьяков,
такой великий и такой сердечный,
расстрелян. Суд народа осудил его
как шпиона. Имя его предано проклятью.
Сожжены его книги. И говорить о нем страшно.
И умолкает шепот.
А если он не виновен?
Он виновен, сказали сыны народа.
Он виновен, повторили фабрики и заводы,
принадлежащие трудящимся, враг – согласилась
страна, самая героическая в мире.
И никто не сказал ни слова в его защиту.
А если он не виновен…
В руках предателя – все доказательства невиновности.
У невинного – никаких доказательств.
Так, значит, молчать?
А если он не виновен?..
Быть может, из 50 брошенных в тюрьмы
найдется хоть один невиновный?
А если, а если он не виновен?
А если он не виновен,
как вы посмели его расстрелять?
Мы видим, что Брехт называет суд НКВД судом народа, а расстрел Третьякова только возможной ошибкой среди 50 верных решений. Так думали о своих друзьях многие.
Иногда западные друзья СССР обращались к Сталину, Калинину или Вышинскому с просьбой о разъяснениях. Вот одно из таких писем, отправленное в СССР в июне 1938 г. тремя лауреатами Нобелевской премии – Ирэн и Фредериком Жолио-Кюри и Жаном Перреном:
«Подписавшие это письмо друзья Советского Союза считают своим долгом обратить Ваше внимание на следующие факты.
Заключение двух выдающихся зарубежных физиков – доктора Фридриха Хоутерманса, арестованного 1 декабря 1937 года в Москве, и Александра Вайсберга, арестованного 1 марта того же года в Харькове, вызвало большое беспокойство в кругах ученых в Европе и США. Хоутерманс и Вайсберг хорошо известны в этих кругах, и можно опасаться, что их длительное заключение даст новый повод к той политической кампании, которая в последнее время уже нанесла тяжелый ущерб престижу страны социализма и совместной работе СССР с великими демократиями Запада. Эти обстоятельства усугубляются тем, что те западные ученые, которые хорошо известны как друзья Советского Союза, которые защищали Советский Союз от нападок его врагов, до сих пор ничего не знают о судьбе Хоутерманса и Вайсберга… Это лишает нас возможности объяснить общественности наших стран подобного рода мероприятия».
16 мая 1938 г. письмо Сталину направил Альберт Эйнштейн. Он протестовал против ареста многих знаменитых ученых, пользовавшихся среди своих коллег на Западе огромным уважением. Но Сталин не ответил на это письмо.
Газеты зарубежных компартий безоговорочно поддерживали тогда политику Сталина и просто повторяли то, что печатали «Правда» и «Известия». Коммунисты говорили, что советский суд – это суд пролетарский, он не может не быть справедливым. Что касается слухов о пытках и истязаниях заключенных, то коммунистическая пресса всего мира отвергала их как злостную клевету. Активисты и рядовые члены компартий верили Сталину и руководству ВКП(б). «Марксисты в то время не могли поверить, – писал в 1956 г. американский коммунист Г. Мейер, – что Сталин способен отдать приказ об уничтожении невинных людей, ибо они не могли себе представить, чтобы сами они оказались способны на такие преступления. Мир воочию видел неопровержимые исторические завоевания социализма… видел несомненную любовь и преданность большинства советских людей своему вождю… Сообщения о нарушении законности в Советском Союзе опровергались как антисоветские измышления» [402] .