К суду истории. О Сталине и сталинизме

Тот же вопрос – о развитии нашей революции и соотношении в нем случайного и необходимого – занимает многих зарубежных исследователей, в том числе и коммунистов. Еще в марте 1956 года в интервью журналу «Нуово Аргументи» Пальмиро Тольятти говорил: «... До тех пор, пока в качестве первопричины ограничиваются в сущности лишь тем, что разоблачают личные недостатки Сталина, мы остаемся по-прежнему в сфере "культа личности". Раньше все хорошее выводилось из сверхчеловеческих положительных качеств одного человека; теперь все зло приписывают столь же исключительным и даже ошеломляющим его недостаткам. Как в одном, так и в другом случае мы не руководствуемся критерием, присущим марксизму. Остаются вне поля зрения подлинные проблемы, которые заключаются в том, каким образом и почему советское общество смогло прийти и пришло к известным формам отхода от демократической жизни и законности, которые оно ранее для себя намечало. Почему оно пришло даже к некоторым формам перерождения... Нам представляется, что ошибки Сталина были связаны с чрезмерным ростом бюрократизма и бюрократического аппарата в советской экономической и политической жизни и, возможно, в жизни партии...

Следует ли отнести этот чрезмерный удельный вес бюрократии также и к определенной традиции, ведущей свое начало от форм и нравов старой России? Возможно, этого не следует исключать. Кроме того, первые годы, последовавшие после революции, были суровыми годами, отмеченными сверхчеловеческими трудностями... В этот период оказались абсолютно необходимыми как максимальная централизация власти, так и применение радикальных репрессивных мер, чтобы победить контрреволюцию... Сам Ленин... предвидел необходимость поворота, когда контрреволюция и иностранная интервенция будут полностью побеждены, что и произошло за несколько лет до его смерти. Надо будет посмотреть, был ли осуществлен этот поворот или же, напротив, упрочилось кое-что из того, что должно быть изменено или вовсе отброшено... Может быть, не является ошибкой утверждать, что именно в самой партии начались вредные ограничения демократического строя и постепенное преобладание бюрократических организационных форм... Сталин был одновременно и выражением, и творцом определенного положения, и он был таковым как потому, что оказался наиболее опытным организатором и руководителем аппарата бюрократического типа в момент, когда этот аппарат взял верх над формами демократической жизни, так и потому, что он дал теоретическое обоснование тому, что было ошибочной линией и на чем потом основывалась его личная власть... Все это объясняет то сочувствие, которым он был окружен и которое продолжало существовать вплоть до его смерти и, возможно, сохранило и поныне известную силу» [544] .

Действительно, перед нами встает и такой вопрос – как удалось Сталину, несмотря на очевидную для всех нас чудовищность его злодеяний, сохранить не только власть, но и уважение и доверие большинства советских людей. Остается фактом, что Сталин никогда не был деспотом, опирающимся только на силу. В годы своего единоличного правления Сталин опирался на свою популярность и на доверие к нему подавляющего большинства партии и народа. А. Зиновьев в своей книге «Нашей юности полет» справедливо замечает, что ошибочно представлять сталинизм только как обман и насилие, «тогда как в основе он был добровольным творчеством многомиллионных масс людей, лишь организуемых в этот единый поток посредством обмана и насилия» [545] . Более того, чем дольше правил нашей страной Сталин, хладнокровно, группа за группой, уничтожая сотни тысяч и миллионы людей, тем больше, казалось бы, была преданность и даже любовь к нему большинства советских людей. И когда он умер, скорбь десятков миллионов людей как в нашей стране, так и во всем мире была совершенно искренней.

Выше мы уже говорили о некоторых условиях, облегчивших Сталину узурпацию власти в стране. Необходимо рассмотреть этот вопрос более внимательно.

Зиновьев А. Нашей юности полет. Лозанна, 1983. С. 10.

ЕЩЕ РАЗ О КУЛЬТЕ СТАЛИНА

Важнейшим условием, позволившим Сталину навязать свою волю партии, был непомерно раздутый культ его личности. «У нас много говорят о культе личности, – писал И. Эренбург в своих мемуарах, – к началу 1938 года правильнее применять просто слово „культ“ в его первичном религиозном значении. В представлении миллионов людей Сталин превратился в мифического полубога; все с трепетом повторяли его имя, верили, что он один может спасти Советское государство от нашествия и распада» [546] .