Читаем К суду истории. О Сталине и сталинизме полностью

Обожествление Сталина лишало партию возможности контролировать его действия и заранее оправдывало то, что исходило от Сталина. Олицетворение в личности Сталина всех достижений Советского Союза парализовало политическую активность членов и руководителей партии, мешало разобраться в происходящих событиях, требовало слепого доверия «вождю». Культ Сталина, как и всякий культ, порождал тенденцию превратить партию в особую церковную организацию с отделением «пастырей» – руководителей во главе с непогрешимым «папой» Сталиным от «паствы», т. е. рядовых членов партии. Партия постепенно обретала черты церковной организации со всеми ее атрибутами. Таким образом, культ Сталина не только прикрывал уже совершенные им беззакония и ошибки, но в большой степени расширял возможности для новых преступлений. Этот культ закреплял отрыв Сталина от народа и партии. Дела вождей в Кремле становились такими же далекими от народа и непонятными для непосвященных, как жизнь богов на Олимпе.

В 30 – 40-е годы в сознании народа насаждались элементы религиозного восприятия, религиозной психологии со всеми ее иллюзиями, самовнушением, некритичностью, нетерпимостью к инакомыслящим и фанатизмом. Как справедливо писал Ю. Карякин, в нашей стране возник светский вариант религиозного сознания [547] . Восприятие действительности искажалось, факты и явления принимали иную окраску. Было трудно поверить в приписываемые старым большевикам чудовищные преступления. Но еще труднее было подумать о том, что все это лишь преднамеренная провокация со стороны Сталина, что это он совершает страшное преступление, уничтожая своих друзей и соратников по партии.

Культ Сталина не только принижал всех других людей, но поощрял конформизм, единообразие поведения и мышления. Служение Родине и социализму превращалось в служение Сталину, не он служил людям, а они ему. Его похвала, улыбка, поощрение считались сами собой высшей наградой.

Характерной чертой всякой религии является забота не о мирских благах, а о спасении души. Ю. Левада писал, что большинство религий объявляет земную жизнь ничтожной в сравнении с вечностью небесного царства. Однако именно в земной жизни нужно подготовить себя праведностью и покорностью богу к божьему суду. Любая религия проповедует поэтому смиренное ношение земных тягот [548] . Но также и советским людям внушалось, что главное – это построить счастливый будущий мир, а для этого можно и нужно в этой жизни идти на любые лишения и невзгоды.

Обожествив Сталина, люди иными глазами смотрели на его действия, стараясь оправдать и то, что никакими разумными доводами оправдать было невозможно. Однако подобно тому, как вера во всемогущего и всеблагого бога не исчезает у верующих от того, что они видят вокруг себя картину страданий и несчастий, ибо на счет бога относится все хорошее, а на счет дьявола – все плохое, так и при культе Сталина на его счет относилось все хорошее, что происходило в нашей стране, а все плохое связывалось с действиями каких-то злых сил, против которых главным борцом и был сам Сталин.

Конечно, культ Сталина по-разному действовал на людей разного возраста и положения. Наиболее сильное влияние он оказывал на молодежь, как это было через 30 лет и в Китае. Школа и институт стали едва ли не главными рассадниками культа Сталина. Дочь наркома СССР М. М. Литвинова, Татьяна, эмигрировавшая в 70-е годы в США, на обращенный к ней вопрос: «А как вы лично относились к Сталину?» – ответила вполне искренно, что испытывала по отношению к Сталину чувство аффектированного восторга.

«Я его видела только один раз. Году в 1936. Папа дал гостевой билет на какой-то съезд Советов. Видела и слышала... Первые 15 минут мне было даже трудно его понимать, настолько был сильный грузинский акцент, чего я не ожидала, потому что я читала его выступления только в газетах. И поразило то, как он держит аудиторию в своих руках. Он говорил медленно, с паузами, как очень спокойный человек... Я не слышала ни одного оратора, столь неспешного, столь уверенного не только в том, что слушают каждое его слово, но в том, что он может делать паузы, какие ему угодно, и они не будут восприниматься как пустоты. Все было в его руках. И это вызывало какой-то блаженный дополнительный восторг. Знаете, как дирижер, он останавливался в тех местах, когда надо было смеяться, – и мы смеялись.. . Хлопала я, все хлопали. Я была в восторге, в ликовании каком-то. И вот эта дрожь от присутствия такой колоссальной власти, которая ощущалась во всем. Да, это было чувство, подобное тому, о котором писал Толстой, по-моему, у Николая Ростова или у Пети, когда Александр проезжал по плацу» [549] .

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже