Мы все его однополчане,
Молчавшие, когда
Росла из нашего молчанья
Народная беда.
Таившиеся друг от друга,
Не спавшие ночей,
Когда из нашего же круга
Он делал палачей.
И пусть нас переметит правнук
Презрением своим,
Всех одинаково, как равных, —
Мы сраму не таим.
П. Антокольский был лауреатом Сталинской премии, он неплохо жил в сталинские годы, он видел и знал больше, чем другие, но он вовсе не молчал, а громко воздавал хвалу Сталину и даже призывал к расправам. В 1937 году П. Антокольский написал в стихотворении «Ненависть»:
Будь, ненависть, опорой вечной,
Точней и злей найди слова,
Чтобы, склонясь над этой скверной,
Не закружилась голова.
Чтобы прошел художник школу
Суда и следствия и вник
В прямую правду протокола,
В прямую речь простых улик <... >
И если враг приходит молча
Иль жмется где-нибудь к стене,
Или с достоинством приличным,
Сегодня голосует «за»,
Еще не пойманный с поличным,
Еще не названный в глаза,
Чтоб от стихов, как от облавы,
Он побежал, не чуя ног,
И рухнул на землю без славы,
И скрыть отчаянья не мог.
После разоблачений XX и XXII съездов партии Антокольский чувствовал себя не очень хорошо, и потому он объединяет всех современников Сталина, равных, по его мнению, в своем сраме, осудить которых должны, впрочем, даже не дети или внуки, а лишь правнуки. Нет, люди вели себя в годы Сталина по-разному, и они несут разную меру ответственности. Многое зависело, во-первых, от того, на каком расстоянии от эпицентра разыгравшейся в стране трагедии стоял тот или иной человек и какими он располагал возможностями. Нельзя сравнивать ответственность наркома или крупного писателя и рядового члена партии, рядового рабочего или колхозника. Нельзя сравнивать ответственность начальника концлагеря или тюрьмы для политических и простого бойца охраны. Во-вторых, многое зависело от степени понимания тем или иным человеком сложившейся ситуации и способности разобраться в происходящих событиях. Наконец, многое зависело от моральных качеств человека, от его мужества и честности.
Было немало людей, которые составляли опору Сталина и активно помогали в его преступлениях. Эти люди и сами творили беззаконие, травили и уничтожали советских людей. Таких помощников Сталина надо было бы не только «переметить презрением», но и наказать как преступников.
Мы знаем, что было немало добровольных доносчиков или таких людей, которые от одной лишь боязни ареста подписывали и составляли любые, даже самые лживые «свидетельские» показания.
Но были и такие люди, которые в доступной для них форме выступали против произвола. Этот протест носил различный характер. Нам известно несколько примеров пассивного сопротивления, когда отдельные руководители, зная об угрозе ареста, уезжали из родного города, переходили порой даже на год-два на нелегальное положение, меняли фамилию.
Немало было заявлений и писем в ЦК ВКП(б), в Прокуратуру СССР, лично Сталину не только от родственников арестованных, но и от друзей, от видных деятелей культуры, науки, государственных и партийных работников. Мы уже писали о борьбе П. Л. Капицы за освобождение физика Л. Ландау. Упорно добивался освобождения Н. И. Вавилова академик Д. И. Прянишников. Он был на приеме у Молотова, у Берии, а затем решился на отчаянный шаг – представил арестованного Вавилова к Сталинской премии. Когда был арестован поэт Давид Выгодский, то заявление в его защиту подписали писатели Ю. Тынянов, Б. Лавренев, К. Федин, М. Слонимский, М. Зощенко и В. Шкловский [644] . Узнав об аресте Тухачевского, старый большевик Н. Н. Кулябко, рекомендовавший Тухачевского в партию, немедленно написал протест на имя Сталина, что привело очень скоро к аресту и самого Кулябко [645] . Когда в 1937 году был арестован физик М. П. Бронштейн, то письмо в его защиту подписали академики С. И. Вавилов, В. А. Фок и писатели С. Я. Маршаки К. И. Чуковский [646] . Их протест был оставлен без внимания, как и сотни тысяч аналогичных писем и протестов. Это вовсе не означает, что такие протесты были вообще излишними.
Были и такие люди, которые, имея доступ к следственным материалам, пытались и более активно выступать против беззаконий.