К суду истории. О Сталине и сталинизме

Как пишет в своей книге А. Верт, вечером 21 июня 1941 года Молотов вызвал посла Германии Шуленбурга, чтобы узнать у него причины «недовольства» Германии. Посол ничего не ответил на вопросы Молотова. Когда Шуленбург вернулся в посольство, его ждала инструкция от Риббентропа – посетить Молотова и зачитать ему документ с грубыми ругательствами Гитлера в адрес СССР. Это было фактически объявлением войны. По словам Шуленбурга, Молотов молча выслушал его, а потом сказал с горечью: «Это война. Как вы думаете, неужели мы этого заслужили?» [722]

По свидетельству Р. Малиновского, только в ночь на 22 июня округами была получена шифровка, в которой говорилось, что нападение Германии на СССР ожидается 22 – 23 июня. От войск требовалось скрытно занять огневые точки укрепленных районов, рассредоточить авиацию, привести войска в полную боевую готовность и т. п. На запрос – открывать ли огонь, если противник вторгнется на советскую территорию, – последовал ответ: на провокацию не поддаваться и огня не открывать(?). Но до войск эта директива не дошла, война началась через несколько часов [723] .

Несоответствие реальной обстановки и действий Сталина является настолько разительным, что его трудно объяснить. Адмирал Н. Г. Кузнецов писал: «Мне кажется, что под давлением неумолимых фактов И. В. Сталин с начала 1941 года стал понимать, что нападение Гитлера действительно возможно. Но, убедившись в том, что его расчеты на более позднюю войну оказались ошибочными, что наши Вооруженные Силы и страна в целом к войне в ближайшие месяцы подготовлены недостаточно, старался использовать все, что, по его мнению, могло оттянуть конфликт, и вести дело так, чтобы не дать повода Гитлеру к нападению, чтобы не спровоцировать войну».

Но сам же Кузнецов считает это объяснение недостаточно убедительным, ибо Сталин, «как человек с большим опытом, крупный политик, конечно, понимал, что отрезвить агрессора можно только готовностью дать ему достойный ответ – ударом на удар! Агрессор поднимает кулак, значит, надо показать ему такой же кулак» [724] .

Некоторые историки ссылаются на сознательно распространяемую немцами дезинформацию: они-де сосредоточивают войска на границах СССР, чтобы усыпить бдительность Англии. Действительно, Геббельс лично руководил этой кампанией по распространению ложных слухов. Но это были слишком дешевые хитрости, чтобы поверить в них перед лицом столь неопровержимых фактов. Г. К. Жуков утверждает, что военные были уверены в близости войны. Он готов принять вину на себя и своих коллег, которые не сделали всего, чтобы убедить Сталина в неизбежности близкой войны и необходимости провести все мероприятия по мобилизационным и оперативным планам. Но Жуков умалчивает, что робость или пассивность военных объяснялась созданным в армии режимом террора. К. Симонов справедливо писал: «Сталин несет ответственность не только за то, что он с непостижимым упорством не желал считаться с важнейшими донесениями разведчиков. Главная его вина перед страной в том, что он создал гибельную атмосферу, когда десятки компетентных людей, располагавших неопровержимыми документальными данными, не располагали возможностью доказать главе государства масштаб опасности и не располагали правами для того, чтобы принять достаточные меры к ее предотвращению» [725] .

К этим словам Симонова надо добавить, что, обладая неограниченной властью, Сталин не обладал достаточно глубоким государственным умом, он не умел предвидеть события, поэтому во внешней политике он был плохим стратегом. Планируя внешнюю политику, Сталин, как всякий деспот, исходил не столько из реального, сколько из воображаемого комплекса условий и факторов.

Конечно, те же упреки можно бросить и Гитлеру, ибо нападение на СССР было для Германии авантюрой. Тем более авантюристическими были расчеты одержать победу в войне в течение нескольких недель или, во всяком случае, до наступления зимы. Поэтому гитлеровское командование почти не заботилось о войсках второго эшелона и мобилизационных формированиях. Промышленность Германии не была подготовлена к длительной войне столь грандиозных масштабов. Германия могла победить в отдельных сражениях, но она не могла захватить и удержать все те громадные территории, о господстве над которыми мечтал Гитлер. Если Германия потерпела поражение даже при тех неслыханно благоприятных обстоятельствах, которые сложились для нее в 1941 году, то можно себе представить, что ожидало бы германскую армию в нашей стране при более разумном руководстве и в случае принятия необходимых мер по подготовке страны к войне. Опьяненный победами на западе Гитлер был уверен, что СССР – это колосс на глиняных ногах, который развалится после первых поражений. Но и этот авантюризм Гитлера надо было учитывать при планировании советской внешней политики. А между тем Сталин до июня 1941 года смотрел на Гитлера не как на склонного к авантюрам маньяка, принимавшего свои иллюзии за реальность, а как на разумного государственного деятеля. В 1941 году просчитались и Сталин, и Гитлер.