К свету

- Не знаю, как долго я оставался в этом состоянии замешательства и животного инстинкта, но этого было достаточно, чтобы моя одежда стала рваной, а борода - длинной и спутанной. Только позже я научился приказывать волосам и бороде расти - или не расти - так, как мне больше всего подходило. Однако я помню тот день, когда мой разум, наконец, стал достаточно ясным, чтобы снова называться моим собственным. Я помню, как посмотрел вниз, в лужу воды, из которой я пил, как животное, и увидел свое собственное отражение в свете вечернего солнца, которое просто вызвало у меня "зуд", как ты выразился. И я помню, как подумал, что никогда в жизни не видел более безумно выглядящего сумасшедшего.

- Не буду утомлять тебя рассказом о долгом, болезненном времени, которое я провел, прячась в тех горах, пытаясь понять, как я стал тем, кем был. Поняв, что я превратился во что-то, что легло в основу легенд о носферату - вампире, в которого я никогда по-настоящему не верил, несмотря на время, в которое я родился. Единственное, что я знал, так это то, что я никогда не смогу вернуться к тому, кем и чем я был, и это было еще до того, как я обнаружил, что на дворе 1519 год, сорок три года с момента моей последней битвы с турками.

- Но это правдивая история о том, как я стал тем, кем я - кем мы - стали, мой Стивен.

- Господи, - сказал Бучевски. - Это чертовски сильно отличается от всех легенд!

- Поверь мне, ты осознаешь это не больше, чем я. - В тоне Влада было гораздо больше его обычного едкого юмора. - По правде говоря, я никогда по-настоящему не понимал, почему мистер Стокер выбрал меня в качестве центральной фигуры для своего романа, и он неверно истолковал практически каждую деталь исторического "Дракулы" ... предполагая, что он когда-либо намеревался использовать нечто большее, чем просто мое имя. Но учитывая, насколько ошибочным оказался даже мой крестьянский фольклор о нашем государстве, я не испытываю особого искушения критиковать его за художественную вольность.

Бучевски весело фыркнул, затем снова откинулся на спинку кресла.

- Ты когда-нибудь возвращался и исследовал эту свою 'пещеру'?

- Нет. - Влад покачал головой. - Не из-за отсутствия попыток, ты понимаешь. Но я так далеко ушел от нее к тому времени, когда ко мне вернулось нечто, приближающееся к рациональности, что никогда не смог бы найти дорогу обратно туда.

- Черт. Я бы точно хотел сам заглянуть внутрь!

- Я искал ее, потому что хотел получить более полное объяснение своему проклятию, но правда в том, что сама мысль о возвращении к нему наполняла меня ужасом, - признался Влад с абсолютной честностью. - Мои воспоминания о той ночи, о том, что последовало за ней, были во многих отношениях моим собственным чистилищем, мой Стивен. Недостаточно, чтобы очистить меня от моих грехов, от крови на моих руках, но это самое страшное наказание, когда-либо постигавшее меня.

- Я вижу это, - мягко сказал Бучевски.

- Возможно, теперь ты понимаешь, почему я оставался так близко во время твоего собственного ... перехода, - сказал ему Влад. - Мне потребовалось почти полвека, чтобы начать по-настоящему осознавать все способы, которыми я был преобразован. У меня не было никаких указаний. Конечно, легенды о том, кем я стал, не предлагали ничего подобного! Но со временем я начал принимать то, кем я стал, и учиться контролировать это.

Бучевски кивнул и задался вопросом, сколько других мужчин в ситуации Влада могли бы достичь этого.

- И с тех пор прошли столетия, - продолжил Влад более оживленно, - я продолжал совершенствовать свой контроль, и в процессе я научился ... помогать другим внести такие же изменения. Теперь этот процесс занимает гораздо меньше времени, и я могу донести до других то, что я сделал с тобой, без дезориентации и потери памяти. Хотя даже сегодня не все совершают переход успешно. В первые дни, возможно, выживал каждый двадцатый из тех, кого я пытался преобразовать. Сегодня я теряю примерно только одного из двадцати. Однако даже сейчас некоторые из тех, с кем я сталкиваюсь, поддаются безумию, которое, по сути, должно быть основой легенд о кровожадной природе вампиров. Охваченные этим безумием, они разрывали и уничтожали любого, с кем встречались, и поэтому в таких случаях я должен был ... отменить то, что сделал, забрать обновленную жизнь, которую я дал. И иногда, как я предупреждал Петра и Лонгбоу, со временем то же самое безумие охватывает даже некоторых из нашего вида, которые, кажется, пережили перемены невредимыми.