Виктор Лоутроп был одним из тех 24% счастливчиков, кому повезло «вернуться» после смерти. Всё благодаря технологиям, которые позволяли пересадить мозг в синтетическое тело. Тело подпитывает мозг всем необходимым, и мозг «пробуждают». Стоило это огромных денег, а шанс того, что умерший всё-таки сможет обрести вторую жизнь, был не самым высоким. К тому же нельзя спрогнозировать точное время своей смерти, а мозг нужно заморозить в первые двадцать секунд после остановки сердца. Но если такая операция всё-таки венчалась успехом, то новое тело могло функционировать сотни лет, и количество причин для «второй смерти» значительно сокращалось. В Едином Государстве подобная практика была под строжайшим запретом.
– Господин Лоутроп, – обратилась Ребекка.
– А, вот и наш дорогой гость, – промолвил Виктор, отбросив Марку скудную улыбку.
Ребекка подтолкнула Марка на мягкое коричневое кресло, стоявшее слева от Лоутропа, и Марк сел.
– Послушайте, Виктор, – сказал Марк, обернувшись к нему в пол оборота.
– Ш-ш-ш… – прошипел Лоутроп, не отводя взгляда от темноты.
Мрачные тени прикасались к лицам всех сидящих в первом ряду. Застывшие глаза Лоутропа сияли, просверливая путь в эту тьму.
– Мы поговорим, – вполголоса сказал Лоутроп. – Но после того как они закончат.
Во тьме виднелось какое-то движение. Прозвучал очередной звонок, и после этого загорелся свет. Тёмные силуэты превратились в людей. Люди держали в руках какие-то непонятные вещи. Вещи эти были сделаны из коричневого лакированного дерева. Одни – большие, другие – маленькие, но по форме они походили друг на друга. Маленькие инструменты прижали к плечу подбородками. Крупные взяли в уверенные объятия и упёрли их нижние части в твёрдый пол. Ещё были какие-то причудливые изделия, выкованные из металла в виде трубок и барабанов. Люди, держащие их, стояли позади остальных.
Из гущи вышел старый горделивый человек с палочкой в руках.
В зале стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь порывистым шелестом человеческих тел. Старик взмахнул палочкой. Продолговатые стержни ударились о деревянные инструменты и с нежностью принялись ласкать натянутые на них струны. Грянул порыв звуков. Порыв мелодично преобразовался в прекрасную музыку. Ритмичная мелодия неспеша и плавно нарастала. Постепенно из тихой и безмятежной она становилась всё более громкой и уверенной. Марк чувствовал, как его сердце будто бы замедлилось, выслушивая каждый тончайший звук. Раскатистый вскрик инструментов заставил Марка содрогнуться от того, что у него по телу пробежали мурашки. На глазах ни с того ни с сего начали проступать слёзы. Это была прекрасная музыка. И эту музыку делали люди. Своими руками. Никаких машин, никакой синтетики. Только чистое звучание множества музыкальных инструментов, с которыми управлялись люди. От начала и до конца никто из зала не посмел потревожить эту музыку. Звук затих так же плавно, как и начинался.
– Это Людвиг ван Бетховен, – тихо проговорил Марку Виктор ещё до окончания исполнения музыкантов. – Сохранённый фрагмент из симфонии номер семь. Как вам?
– Это… Удивительно, – ответил Марк, утерев влажные глаза.
Лоутроп по-настоящему, искренне улыбнулся.
– А знаете, каков её возраст?
Лоутроп не стал дожидаться предположений, уловив удивлённый взгляд Марка.
– Семьсот-восемьсот земных лет, – произнёс он мечтательным голосом.
– Восемьсот? – переспросил Марк. – Но это же…
– Да-да. Написана она на Земле. Люди тогда даже не представляли, что такое электричество. И всё же могли создавать вот такое.
– В Государстве я…
– Да, не могли такого слышать. У вас же это считается варварством. – Лоутроп устремил свой сверкающий взгляд к музыкантам. – Знаете, что я вам скажу, Марк? Дикарями мы не были раньше, а стали ими сейчас. Тысячу лет назад мы создавали музыку, картины, стихи, которые могли запасть в самую душу. Мы создавали прекрасное. Потом приходило всё больше технологий и становилось всё меньше хорошего искусства. Всё меньше хороших художников, музыкантов, поэтов… Мы начали создавать технологии, – вздохнул он. Виктор указал на себя руками. – Посмотрите на меня. Мне 189 лет. Я киборг на 67%. Мозг оплетает толстый слой углепластика, гармоничная система трубок, искусственных нервов и механических органов. Это тоже по-своему прекрасно, но… – Он покачал головой. – Это нечто созданное наукой. А для науки не нужна душа.
Музыканты затихли и замерли на своих местах. Один из них, сидя за громадным столообразным приспособлением с чёрными и белыми клавишами начал играть монотонную и грустную мелодию.
– Лунная соната, – довольно проговорил Виктор, откинувшись на спинку кресла и вглядевшись в гущу музыкантов.