К вящей славе человеческой

Монах, держа мертвеца за ноги, пятился назад. Замечательно, должно быть, они выглядят, хоть и не так, как в приемной Хенильи. Альгвазил мог быть еще жив, когда, переводя дыхание, они стояли друг перед другом.

Врагов больше не было, только тела на полу.Потом зашевелился капитан. Он пытался встать, выталкивая из горла какое-то проклятие, но слова сливались в непонятный, хриплый лай.

– Это ваш мертвец, – ледяным голосом произнес брат Хуан. Арбусто-дель-Бехо вновь захрипел. Он мог умереть через несколько часов или дней, а мог выжить. Врач сказал бы точнее. Диего поймал взгляд монаха, кивнул и потянулся за кинжалом…

Гомес дернулся, вырываясь из рук. Не стоит думать, когда несешь труп, и тем более не стоит вспоминать.

– Прошу простить, – извинился монах, перехватывая поудобней обтянутые вытертым сукном колени, – оступился… Проклятье!

– Я держу, – начал Диего и вдруг вспомнил это самое «прошу простить» и чашку со снадобьем у губ Марииты. Тень тополя упала на лицо монаха, закрыла темным плащом покойника. Они были возле самого дома.

– Кладите на ступеньки. Я открою дверь.

Это не первый мертвец в твоей жизни, дон Диего, и не главная твоя потеря, отчего же так муторно и так стыдно? Не перед монахом, перед альгвазилом.

– Я его внесу, только дверь придержите.

Гулкий вестибюль, еще не прогоревшие свечи, доспехи и гербы. У Гомеса нет герба, но он умер честно. Как и жил.

– Сеньор де Реваль, – глупо затевать такой разговор с убитым альгвазилом на руках, – я так и не объяснил, за что убил командора Сургоса и почему ждал пятнадцать лет.

3

Он ждал пятнадцать лет и только потом убил… Восхитительное начало, впрочем, и место подходящее. Уж лучше сейчас, чем в Сан-Федерико с Торрихосом и фидусьярами, да и свидетель из мертвого Гомеса хоть куда…

– Подождите. – Хайме с силой рванул очередную портьеру, разоряя еще и нижний вестибюль. Дон Диего спокойно принялся помогать; вдвоем они справились быстро. На алом бархате сержант в своей кирасе казался особой королевской крови. – Я вас слушаю.

– Сеньор де Реваль, – Диего подошел почти вплотную, – вы не хотите меня узнать?

– Вас? – Импарсиал честно вгляделся в чужое лицо. – Увы, желания не всегда совпадают с возможностями. Я вас не знаю.

– Вы ошибаетесь. – Убийца Хенильи замолк, словно подбирая слова, но пауза вышла недолгой. – Я – Леон-Диего де Гуальдо. Мы с вами встречались в Туторе-де-ла-Серроха почти семнадцать лет назад. Я был с отцом и дядей, вы – с герцогом де Ригаско. На следующий день вы одолжили мне коня. Это был гнедой трехлетка по кличке Пикаро.

– Вынужден вам поверить, – признал Хайме, не узнавая собственного голоса. Диего усмехнулся, шагнул назад, и все сомнения исчезли. Младший де Гуальдо не так уж и изменился, просто его появление было слишком невероятным, чтобы вспомнить.

– Теперь мы в равных условиях, – заметил убийца, словно не поставил только что весь мир с ног на голову. – Вы будете спрашивать или я буду говорить?

– Что означают ваши слова? – Привычка не выдавать удивления выручила и на этот раз. – Я имею в виду те пятнадцать лет, которые вы якобы ждали.

– Шла война… – Воскресший пожал плечами и присел на корточки спиной к мертвецу.

– И где же вы дожидались мира? В Альконье или, судя по вашим вывертам, в Ромулье?

– Я неудачно выразился, – извинился де Гуальдо, – и не до конца представился. Капитан Диего Монтес к вашим услугам.

– «Пятеро из Байгеле»? – Узел стягивался все туже и все опасней, но грош цена инкверенту, не желающему докопаться до истины.

– Представьте, – взгляд дона Диего стал жестким, – я мог убить Хенилью, когда он обнимал меня на глазах всей армии.

– Тогда вам не удалось бы сбежать.

– Вы всерьез так полагаете?

– Нет, черт вас побери! Вы – наглец, но не трус. Так почему вы отступились?

– Хенилья бил лоассцев, – ровным голосом объявил тот, кто был когда-то Леоном. – Что бы командор ни сделал со всеми нами, он был нужен Онсии живым. Я решил дождаться конца войны, ведь судьба могла распорядиться нами по-своему. Мог погибнуть я, – уверяю вас, я от смерти не бегал. Мог погибнуть командор. Смерть могла забрать и обоих, не забрала… У меня не осталось выбора, де Реваль.

– Я – брат Хуан, – зло поправил кто-то чужой голосом Хайме.

– Значит, дальнейшее вас не касается, – не стал спорить де Гуальдо. – Пока Мария не может подняться, я в вашем распоряжении, но память Альконьи принадлежит тем, кто дрался и выжил.

Больше он не скажет ничего. Инкверент повидал достаточно, чтобы это понять. Спасая любовницу, Диего возьмет на себя убийство и повторит любую чушь, но правду от него услышит только Хайме де Реваль и только сейчас. Другое дело, нужна ли она, эта правда, даже через годы обернувшаяся смертью.