К вопросу о миражах

В этот момент из подсобного помещения пивного зала выскочили участковый инспектор и два местных оперативных работника, находившихся там согласно выработанному плану, и подбежали к столику Артиста.

Через несколько минут тот уже лежал на полу в наручниках, а его ошалевшую компанию уже сопроводили в стоящую за углом пивного зала милицейскую машину. Женя также подошел к лежащему Артисту и из кармана его брюк вытащил два пакетика, содержимое которых не вызывало сомнений, и аккуратно поднял потухший недокуренный им окурок, валявшийся на полу под столиком. Потерпевшему вызвали скорую помощь, и пока врачи приводили его в чувство, Кондратьев в присутствии понятых составлял протокол осмотра места происшествия и акт изъятия двух пакетиков, найденных у Данько; окурок он также приобщил к протоколу, завернув его в чистый лист бумаги.

Через полчаса вся компания уже находилась в здании РОВД.

Женя и Сергей вошли в любезно предоставленный коллегами кабинет, куда через несколько минут ввели Артиста. Они увидели перед собой уже не того ухаря из пивного зала, а сутулого и сникшего моложавого парня с бегающими по сторонам глазками. Он внезапно остановил свой взгляд и уставился на Кудрина; на Женю смотрели глаза настоящего хорька, презиравшего всех на свете и всем своим видом пытающегося показать свой крутой нрав.

— Ну что, Данько, давай знакомиться, — сказал Кудрин.

— Да пошел ты на хрен, начальник, разговор будет беспонто-вый, ничего говорить не буду, — пробурчал тот.

— Слушай, ты, братское чувырло, — с надрывом произнес Женя, — у меня времени нет тут с тобой байки травить, значит, так: во-первых, хулиганка и наркота на тебе уже есть. Мы же тебя, козла, пасли и взяли аккурат на наркоте, свидетелей уйма — не отбрыкаешься, значит, пятерку с хвостиком будешь иметь точно. Во-вторых, по вашей братве бросим слух, что ты, сучонок, сдал Дрему и его подвал с потрохами. Его сегодня мы возьмем, но ты-то уже здесь, прикидываешь, что я говорю, или уши еще ватные… Сколько ты в зоне проживешь, я не знаю, но, думаю, не долго, а через уголовный телеграф отправим такую «маляву» про тебя, мало не покажется…

— И третье, — продолжал Кудрин, — если скажешь нужную нам информацию, оформлю протокол добровольной выдачи пакетиков с дурью, ну и, естественно, про тебя никто ничего не узнает. Ты человек битый в уголовном мире и прекрасно соображаешь, о чем я говорю.

— Артист сжался, сидя на стуле, и с грустью посмотрел на окно кабинета, как бы взглядом провожал волю и, может быть, навсегда. Он почти совсем отрезвел от такого расклада, и только ужасный перегар из его открытого рта и трясущиеся кисти рук выдавали недавнюю бурную встречу с собутыльниками.

— Чего тебе, начальник, от меня надо, я все понял, не дурак, — пробормотал он.

— Чего надо, чего надо, — передразнил его с иронией Женя, — если ты все понял, то рассказывай, где и у кого находится эскиз картины, который ты приносил для оценки в художественный салон?

Артист замолчал и уставился взглядом на противоположную стену.

— Я жду ответа или вызываю конвой, и все, о чем говорил, будет исполнено в лучшем виде, — жестко проговорил Женя.

— Под протокол не буду говорить, — прошепелявил Данько.

— Да черт с тобой, не буду ничего писать, — ответил Кудрин и внимательно посмотрел на наручники, крепко сжимавшие тонкие руки Артиста.

— Короче, меня послал с этим эскизом Сиплый, — пролепетал Данько, — он велел показать товар Купцу, чтобы тот оценил его стоимость. А когда сегодня пришел снова, то Купец сказал, что по предварительной оценке этот товар потянет на двадцать пять тысяч рублей и что завтра вечером придет покупатель с деньгами. Ну, я позвонил Сиплому и сказал ему об этом.

— А откуда ты знаешь его? — спросил Женя, давая понять, что знает, о ком идет речь, хотя в первый раз слышал про Сиплого.

— Да вместе сидели в Иркутской колонии, он тогда как вор в законе меня спас от тюремных урок и взял как земляка под свою защиту, — ответил Данько, — Сиплый — вор в законе, имеет три ходки в зону, хотя и был коронован значительно позже Дремы.

— Послушай, Данько, — спросил Кудрин озвучивая внезапно пришедшую к нему мысль, — у Сиплого ведь на руке татуировки солнца и двух перстней на пальцах?..

— Да, именно так, — ответил он.

— Так вот, — проговорил Кудрин, — тебе, дураку, пора бы заучить, а то осрамишься среди своих; два перстня — это всего лишь две ходки на зону, а не три.

Данько сидел, ошарашенный услышанным, и только часто моргал, уткнувшись взглядом в пол.

— Елки-палки, — подумал Женя, — так это же тот самый мужик из троллейбуса с огромным кулачищем, вот же мир тесен…

Память четко высветила толкучку в троллейбусе и здорового мужика, стоящего рядом с Женей, а также руку с наколками, держащую поручень у самого его носа.

— А что, Сиплый действительно работает в парке Эрмитаж? — спросил Сергей Санин, который все время молчал и что-то записывал в свой блокнот.