К востоку от Эдема

– Хочу попробовать приготовить жаркое в тыкве. Это китайское блюдо, для него нужна мускатная тыква. Меня двоюродный брат научил. Он в Китайском квартале живет, хлопушки и шутихи делает, еще карточный стол держит.

– Я не знал, что у тебя есть родственники, – заметил Адам.

– Китайцы – все родственники, – возразил Ли. – А те, которых Ли зовут, – самые близкие. Правда, у моего брата другое имя – Сю Тен. Недавно приболел он, в деревню уехал и там готовить научился… Так вот, ставишь тыкву в котел, аккуратно срезаешь верхнюю часть, кладешь внутрь курицу, грибы, водяные орехи, лук-порей, имбиря совсем немножко. Потом закрываешь все отрезанной верхушкой и ставишь на медленный-медленный огонь, томиться должно двое суток. Вкусно, наверное.

Адам полулежал в кресле, закинув руки за голову, и улыбался, глядя в потолок.

– Вкусно, Ли, вкусно.

– Вы даже не слышали, что я говорил.

Адам сел прямо.

– Интересно получается, – сказал он. – Человек уверен, что знает своих детей, и вдруг обнаруживает, что ничего подобного.

– И что же ускользнуло от вашего родительского внимания? – улыбнулся Ли.

– Многое, Ли! – засмеялся Адам. – И представь себе, я узнал об этом совершенно случайно. Конечно, я заметил, что Арон этим летом мало бывает дома, но думал, играет где-нибудь.

– Играет? Да он уж несколько лет, как игры бросил.

– Правда? Но дело не в этом… Так вот, встречаю я сегодня мистера Килкенни – это их директор школьный, знаешь? И он очень удивился, что Арон ничего не сказал мне. Как ты думаешь, чем он был занят все это время?

– Понятия не имею, – ответил Ли.

– Он по всем предметам за последний класс сдал, чтобы выиграть год, и теперь хочет поступать в колледж. И мистер Килкенни считает, что он поступит. Как тебе это нравится?

– Замечательно, – сказал Ли. – Но зачем?

– Я же сказал – чтобы выиграть год!

– А зачем ему год-то выигрывать?

– Черт возьми, Ли! Честолюбие у него, неужели не понимаешь?

– Не понимаю, – невозмутимо ответил Ли. – И никогда не понимал.

– И подумать только – ни разу не обмолвился, – задумчиво произнес Адам. – Интересно, Кэл знает?

– Видно, Арон хочет всем нам сюрприз преподнести. Надо сделать вид, будто мы ничего не знаем.

– Пожалуй, ты прав… И знаешь, Ли? Я горжусь им, очень горжусь. Совсем другим человеком себя чувствуешь. Вот если бы у Кэла тоже честолюбие было.

– Может, оно у него есть, – сказал Ли. – Может, он тоже какой-нибудь сюрприз по секрету готовит.

– Все может быть. Кстати, он тоже все время где-то пропадает, почти не бывает дома – ты уверен, что это хорошо?

– Кэл ищет себя. По-моему, игра в прятки с самим собой – не такая уж редкая штука. Некоторые всю жизнь в нее играют, и все без толку.

– Нет, только подумай – за целый год вперед сдать, – повторил Адам. – Обязательно надо какой-нибудь подарок ему приготовить.

– Золотые часы, – сказал Ли.

– А что? Немедленно куплю, закажу надпись выгравировать, и пусть лежат. Какую надпись сделать – как ты думаешь?

– Гравировщик вам подскажет… – сказал Ли. – Через двое суток вынимаешь курицу, выбираешь кости, а мясо снова внутрь кладешь.

– Какую курицу, о чем ты?

– О том, как приготовить жаркое в тыкве.

– Слушай, Ли, а у нас денег на колледж Арону хватит?

– Если не будем бросать их на ветер, хватит. И если он будет умерен в желаниях.

– Конечно, будет!

– Я тоже так о себе думал, однако же ошибся. – Ли с удовольствием оглядел рукав пиджака.

2

Пасторский дом при Епископальной церкви Святого Павла состоял из множества помещений. Строили его для священников, имеющих большое семейство. Мистер Рольф был не женат, вел скромный образ жизни и за ненадобностью позапирал большинство помещений, однако когда Арону понадобилось место для занятий, он выделил ему одну большую комнату и вообще всячески помогал ему.

Мистер Рольф привязался к Арону. Ему нравилось его ангелоподобное лицо с гладкой кожей, его узкий таз и прямые длинные ноги. Он любил сидеть с ним в комнате и наблюдать, с каким упорством и сосредоточенностью тот овладевает знаниями. Мистер Рольф понимал, почему Арон предпочитает заниматься здесь: обстановка у него дома отнюдь не благоприятствовала углубленным, несуетным размышлениям. Пастор считал юношу своим творением, духовным сыном, своим даром Церкви. Он, как умел, поддерживал ученика, превозмогающего муки целомудрия, и горячо надеялся, что приведет его в безмятежные воды безбрачия.

Наставник и ученик часто вели долгие доверительные беседы.

– Я знаю, что многие упрекают меня, – говорил мистер Рольф, – за то, что я верую в каноны более высокой Церкви, чем наша. Никто не убедит меня, что покаяние менее важное таинство, нежели причащение. Помяни мое слово: я попытаюсь ввести исповедь в наши обряды, хотя, разумеется, постепенно и осторожно.

– Я тоже буду принимать исповедь, когда стану священником.

– Только помни: это требует величайшей деликатности, – предостерегал мистер Рольф.