К западу от Октября

— А вот и нет, — возразил он, — только лестница и пианино. Как-нибудь покажу вам это место, девочки, если не забуду.

Не останавливаясь, он напоследок оглянулся. Женщина, гулявшая с мужем и сыном, тоже оглянулась в этот самый миг. Может быть, он прочёл по её губам: «Счастливо, Олли». А может, и нет. Но его губы сами собой беззвучно шепнули: «Счастливо, Стэн».

И тогда Елисейские поля развели их в разные стороны под последними лучами октябрьского солнца.

Спроси, зачем мы пришли

I Suppose You Are Wondering Why We Are Here? 1984 г.

Когда он приехал, в ресторане было безлюдно. Шесть часов — время ещё раннее, посетители в хороший день собираются позже, и это его устраивало, потому что нужно было подготовиться. Он смотрел со стороны, как его руки машинально разворачивают салфетки у трёх приборов, переставляют бокалы для вина, сдвигают и перекладывают ножи, вилки и ложки, будто сам он сделался метрдотелем или новоявленным шаманом. Он слышал, как с языка слетает то бессмысленный речитатив, то приглушённое заклинание, ведь он понятия не имел, как это бывает, но отступать было некуда.

Он собственноручно откупорил вино, а официанты стояли в отдалении, перешёптываясь с шеф-поваром, и кивали в его сторону, будто заподозрив в нём помешанного.

Но на чём помешанного — он и сам не знал. На своей жизни? Пожалуй, нет. Скорее, нет. Иногда и вовсе нет. Как бы то ни было, сегодня вечером он ждал перемен.

Надеялся получить хоть какие-то ответы или толику успокоения.

Налив себе немного вина, он оценил аромат, пригубил с закрытыми глазами, дождался послевкусия. Годится. Не сказать, что отличное, но годится.

В третий раз передвигая столовые приборы, он думал: у меня две проблемы. Это дочери, которые далеки и непонятны, как марсианки. И ещё родители — это главная проблема.

Потому что их уже двадцать лет как нет в живых.

Не важно. Раз он молился, раз безмолвно просил, истово звал, собирая всю свою волю, научился замедлять сердцебиение и сосредоточивать беспокойные мысли на зелени близлежащей лужайки, всё должно было получиться. Отец и мать как по волшебству восстанут из праха, поднимутся, пройдут три квартала по вечернему бульвару и как ни в чём не бывало войдут в этот ресторан, словно…

Ну и ну, я и бокала вина ещё не выпил, подумал он и, резко развернувшись, вышел на тротуар. Полузакрыв скользящую входную дверь, он пристально разглядывал темнеющие вдали кладбищенские ворота. Да. Почти полная готовность. Вернее сказать, он-то готов. Но… готовы ли они? Правильно ли выбрано время? Для него — конечно, а вот… Салфетки и столовые приборы, разложенные письменами надежды, доброе вино на столе… сослужит ли это свою службу?

Хватит, приказал он сам себе и перевёл взгляд от далёких кладбищенских ворот на ближайшую телефонную будку. Только сейчас он отпустил дверь-ширму, зашёл в будку, бросил в щель десять центов и набрал номер.

На автоответчике был записан голос дочери. Он закрыл глаза и молча повесил трубку, отрицательно покачав головой. Набрал другой номер. У второй дочери просто никто не отвечал. Он дал отбой, напоследок посмотрел в сторону кладбища, которое в опускающихся сумерках уже не казалось таким близким, и поспешил вернуться в ресторан.

Там повторилось то же самое: бокалы, салфетки, столовые приборы, дотронуться, переложить, коснуться, переставить, чтобы в каждый из этих предметов перетекла его энергия, чтобы они, как и он сам, прониклись надеждой. Удовлетворённо кивнув, он занял своё место за столом, внимательно осмотрел столовые приборы, тарелки, бокалы для вина, сделал три глубоких вдоха, закрыл глаза, сосредоточился и начал истово молиться в ожидании.

Ему было известно: если долго ждать и горячо желать…

Они придут, сядут, поздороваются с ним, как обычно: мать поцелует в щёку, отец схватит за руку и крепко сожмёт, в конце концов громкие приветствия поутихнут, и тогда можно будет начать прощальный ужин в ресторане этого заштатного городка.

Прошло две минуты. Он слышал, как тикают часы на запястье. И больше ничего. Прошла ещё минута. Он сосредоточился. Начал молиться. Сердце билось совсем тихо. И опять ничего.

Ещё минута. Он прислушивался к своему дыханию. Показалось: вот сейчас. Сейчас, чёрт возьми. Давайте же!

Сердце у него запрыгало.

Дверь в зал открылась.

Не поднимая головы, не открывая глаз, он затаил дыхание.

Кто-то направлялся к его столику. Кто-то остановился. Кто-то смотрел на него сверху.

— Я уж думала, мы никогда больше не дождёмся от тебя приглашения на ужин, — сказала ему мать.

Когда он открыл глаза, она как раз наклонилась поцеловать его в висок.

— Сколько лет, сколько зим! — Отец схватил его за руку и крепко пожал. — Как жизнь, сынок?

Сын вскочил, едва не опрокинув бокал.

— Отлично, пап. Привет, мам! Садитесь, что же вы, садитесь, прошу вас!

Почему-то они так и остались стоять. Все в замешательстве смотрели друг на друга, будто оглушённые, пока…

— Да не волнуйся, тут все свои, — сказала мать. — Что ж ты так долго нас не звал? Ведь…