К западу от заката

За картину ему заплатили, но со студии уволили, и даже Свони ничего не мог сделать. Теперь писать можно было хоть целый день, однако вместо этого Скотт призраком бродил по дому в халате и тапочках. Он настолько привык к распорядку, что чувствовал себя выбитым из колеи. Садиться за роман он еще не был готов, а все замыслы рассказов казались избитыми.

Очередная плохая новость пришла и от Обера. Ни «Пост», ни «Колльерс», ни даже «Эсквайр» «Странным приютом» не заинтересовались. А посылать куда-то еще, не поговорив со Скоттом, он не хотел.

– Куда-то еще – это куда?

– В «Либерти».

Неужели все настолько плохо? Туда они уже однажды обращались, когда творческие дела Скотта были совсем плохи.

– А как насчет «Сенчери»?

– Они сейчас не принимают рассказы.

– «Ридбук»?

– Не их стиль.

– «Американ»?

– Закрылся год назад.

– А если попробовать с двумя другими рассказами?

– Это можно, – ответил Обер без воодушевления в голосе.

– Сколько они теперь платят?

– Как всегда, сотню.

– Хорошо, давай попробуем, – сдался Скотт.

Но и в «Либерти» рассказы не взяли.

Из трех рассказов «Приют» Обер находил лучшим. Предлагать остальные два «Пост» и «Колльерс» он смысла не видел.

– А в «Эсквайр»?

– Можно попробовать.

Скотт не знал, что возмутило его больше – тон разговора или пустые уступки. И то и другое. Неужели и Обер в него не верит?

На следующей неделе он получил конверт из бухгалтерии Обера, на котором в прозрачном окошке крупными буквами было напечатано его имя. Внутри лежал чек, но за что, он ума не мог приложить. Может, Обер таким образом хотел извиниться? Скотт отложил письмо, решив сначала просмотреть счета. Потом успокоился и вскрыл конверт. Оказалось, издательство прислало авторские отчисления. На конец января Скотту полагалось за его книги 1 доллар и 43 цента.

– Как мило, – сказал он вслух, подписывая бумажку.

Оставшись один, без работы и планов на будущее, Скотт тратил время впустую, а потому решил свозить Зельду на годовщину свадьбы на Кубу, пока еще были деньги. Подготовка сводилась в основном к пиву и ссорам с Шейлой. Она как-то заехала в Энсино без предупреждения. После нескольких недель нескрываемого безразличия она не захотела его отпускать в поездку.

– Ты же знаешь, чем все кончится! Посмотри, опять начинается.

– Я уже больше года держусь.

– Можно просто навестить ее в больнице.

– Я обещал.

– А разве Скотти не приезжала к ней совсем недавно?

– Она говорит, Зельда сейчас в порядке. А даже если бы не была – она моя жена!

– Я просто не хочу, чтобы ты опять страдал.

Скотт не нашел, что ответить, и подумал о своем продюсере и его англичанке. Они-то никогда бы так не ругались.

– Езжай, – сказала Шейла. – Не мне тебе запрещать.

– Это уж точно.

– Хотя бы пообещай не пить в самолете.

– Хорошо.

– И в аэропорту.

– Даже пиво не буду, – сказал он, приподнимая бутылку.

Но через два дня, накануне отъезда, пиво у него кончилось, и Скотт открыл бутылку джина. Перестав понимать, что делает, он позвонил Шейле, прося о помощи. Когда она приехала, Скотт уже забыл о звонке и требовал оставить его в покое. И зачем-то вытащил на письменный стол пистолет. Шейла попыталась незаметно убрать его к себе в сумочку, однако Скотт схватил ее за запястье, за что получил пощечину и повалился на пол.

Поняв, что пистолет заряжен, Шейла окончательно вышла из себя. А Скотт только бормотал извинения. Он вовсе не думал ничего делать.

– Я не для того из канавы выбиралась, чтобы угробить жизнь на тебя! – крикнула она и ушла, забрав пистолет с собой.

Времени мириться с Шейлой до отъезда не было. Может, и хорошо, что он уезжал, оба успеют остыть.

Будто чтобы доказать ее неправоту, за весь полет Скотт ни разу не прикоснулся к бутылке, выспался и прибыл на место бодрым и посвежевшим. Трайон ничуть не изменился – вокзал, библиотека, старый отель Скотта. Будто он уезжал всего на пару дней. Вдоль дороги, ведущей к больнице, снова цвели рододендроны.

Прежде чем пустить его к Зельде, доктор Кэрролл пригласил Скотта в кабинет отчитаться об успехах. Состояние пациентки было стабильным уже более пяти месяцев. Все еще заметна легкая религиозная мания, но не больше, чем у среднего баптиста, пошутил доктор. Главное, что лечение действовало. А как дела у него самого? В прошлый раз ведь вышла неприятность. Ее нельзя расстраивать, особенно сейчас.

Обер, Шейла, теперь вот доктор. Почему все говорят с ним, как с ребенком?

– Разумеется, – кивнул Скотт, подписывая бумаги.

Зельда, которую сестра вывела из женского крыла, была не его женой, а какой-то самозванкой. Волосы были неаккуратно перекрашены в шоколадный оттенок, челка подстрижена по-монашески прямо. Впервые на ней были очки – с тонкими позолоченными дужками. Они и эта ее прическа смотрелись нелепой маскировкой. С прошлой их встречи лицо Зельды округлилось, появился второй подбородок, как у ее сестры Розалинды, вокруг рта наметились морщинки. По сравнению с Шейлой она казалась неухоженной и выглядела старше своего возраста, не последнюю роль в этом играли и вещи с чужого плеча.

– Додо… – улыбнулась она, тут же отступив назад, не то от смущения, не то повинуясь указаниям.