К звездам

Они свернули в ворота в ряду приземистых муниципальные бараков, пересекли пустырь между ними. Он был вымощен, местами пробивалась трава. Установленные высоко на здании прожектора освещали пустырь, как, тюремный двор, ярко высвечивая детей, лепящих гигантского снеговика. Внезапно вспыхнула ссора, они закричали принялись лупить какого-то малыша, которому удалось, наконец, оторваться от них и убежать с громким криком, оставив на снегу след из красных капель. Никого из спутников Яна, похоже, не заинтересовала эта сцена, поэтому и Ян выбросил ее из головы.

— Лифт не работает. Обычное дело, — сказал Фрайер, когда они пошли вслед за своим гидом по ступенькам. Пять грязных пролетов. Стены испещрены рисунками. Но все же достаточно тепло, словно электроэнергия здесь не ограничена.

Дверь была заперта, но у человека оказался ключ. Они вошли вслед за ним в единственную комнату, теплую, ярко освещенную в которой пахло смертью.

— Ну что, неважно она выглядит? — сказал проводник, указывая на женщину в постели. Она была цвета пергамента, кожа светлее, чем грязные простыни на кровати. Одна высохшая рука держала под подбородком скомканный край простыни. Старуха глубоко и хрипло дышала.

— Можете поговорить, если хотите, — сказал Фрайер. — Здесь все свои.

— Она больна? — спросил Ян.

— Смертельно больна. Ваша честь, — сказал беззубый. — Доктор смотрел ее еще осенью, дал немного лекарств, и все.

— Надо ее отправить в больницу.

— Больница только для умирающих нищих.

— Тогда доктора.

— Она не может до него дойти. А он не придет, если нет денег.

— Но есть же фонды для оказания помощи… людям.

— Есть, — сказал Фрайер, — их вполне достаточно, если на то пошло. Если Безопасности напомнить о ней, то там пожелают узнать, откуда нищенка брала свои крохи, кто ее друзья и тому подобное. Вреда будет больше, чем пользы. Вот мы и не идем на это.

— Выходит, ей остается только умереть?

— Все мы умрем рано или поздно. Раньше, если в нищете. Пойдем отсюда.

Они не попрощались с беззубым, который подтянул кресло и уселся рядом с кроватью. Ян оглядел помещение, ветхую мебель, санитарную арматуру на стене, еле прикрытой ободранной ширмой. Тюремный подвал выглядел бы лучше.

— Скоро он к нам вернется, — сказал Фрайер. — Хочет немного посидеть с мамой.

— Эта женщина его мать?

— Ну да, с кем не бывает.

Они спустились в подвал, в общественную столовую. Похоже, частная кухня была для бедняков роскошью. За грубыми столами сидели люди всех возрастов, ели или толпились в очереди к окутанному паром прилавку.

— Брось в автомат, когда будешь брать поднос, — сказал Фрайер, вручая Яну красный пластиковый жетон.

Автомат не отпускал поднос, пока не провалился жетон. Ян засеменил за Фрайером, приняв на себя удар полного до краев котла, который тащил потный поваренок. Дальше находилась огромная куча ломтей черного хлеба, и он взял один кусок. Это был обед. Они сели за столик, на котором не было приборов с приправами.

— Как я должен это есть? — спросил Ян, с сомнением гладя в миску.

— Ложкой, а ее нужно всегда носить с собой. Но я захватил две, зная, что тебе это в новинку.

Это была чечевичная похлебка с плавающими в ней кусочками овощей. На вкус неплохая, совершенно без запаха. Еще там были какие-то куски, внешне напоминавшие мясо, но на вкус не имевшие с ним ничего общего.

— Если хочешь, возьми соли из моего кармана, — предложил Фрайер.

— Нет, спасибо. Не думаю, что это поможет. — Ян стал хлебать похлебку, есть хлеб, хоть и черствый, но с отчетливым ореховым привкусом. — Мяса тут нет?

— Нет. Бедные его вообще не едят. Вместо мяса здесь соевый эрзац, по словам хозяев, протеина в нем столько, сколько нужно. Если хочешь сполоснуть рот, кран наверху.

— После. И все продукты такие, как эти?

— Более или менее. Если у люди водятся деньжата, они делают покупки в магазинах. А если нет, то приходится ходить сюда. Прожить на этом можно.

— Я догадываюсь, что можно. Но вряд ли смог бы воспринимать это в качестве ежедневной диеты. — Он замолчал. К ним, неуклюже ступая, приблизился человек и сел за их столик.

— Нелады, Фрайер, — сказал он, глядя при этом на Яна.

Они встали и отошли к стене поговорить. Ян проглотил еще ложку варева, отодвинул миску. Всю жизнь есть такое! Девять десятых рабочих живут в нужде. Не говоря уже об их женах и детях. И все это окружало его постоянно — а он даже не подозревал ни о чем. Он прожил жизнь на верхушке айсберга, не зная о том, что девять десятых айсберга находится под водой.

— Мы возвращаемся к машине, кореш, — сказал Фрайер. — Что-то случилось.

— Из-за меня?

— Не знаю. Нас предупредили, и все. Надо убираться отсюда как можно быстрее. Знаю только, что возникли неприятности. И серьезные.

Они быстро пошли. Не бегом, это могло привлечь внимание, а степенно, целенаправленно зашагали по хрустящему снегу, Ян мельком заметил освещенные витрины магазинов, дисплеи, укрытые за замерзшими стеклами. Он подумал о том, что там продается и понял, что они, эти Дисплеи, столь же чужды только что увиденному им, как и лавки на рынке, который он посетил на берегу Красного моря.