– Вряд ли они снова такое устроят, – с сомнением сказала Дарру одна Ворона (она была из Вишен, то есть из его потомков, хоть сама того и не знала). – Верно?
– Ну, не знаю, – ответил Дарр Дубраули. – С Людьми никогда заранее не скажешь. Никогда не угадаешь, что они сделают или вдруг перестанут делать.
Когда пришли холода и Вороны снова полетели на юг, все было так же. К тому времени местные Вороны из стаи На Вишни и их соседи тоже нашли сокровища; за весну и лето они научились высматривать шеренги Людей, которые маршируют навстречу бойне, прислушиваться к топоту сапог. Местные Вороны держались вдалеке, но никогда не упускали такие колонны из виду. Частенько какая-нибудь темная шляпа приподнималась и под ней возникало белое лицо, которое смотрело на них со страхом и ненавистью.
Птицы смерти.
Большие лагеря, вроде того, который впервые увидели Вороны, серые ряды палаток, множество одинаково одетых Людей, бесконечная россыпь костров и всадники, спешащие по каким-то срочным делам, встречались все реже. Меньше стало и больших черных бревен, которые метали шары, зато больше Людей на Конях, сражавшихся с другими Людьми на Конях: короткие, яростные стычки. По ночам горели амбары, Людей вешали на деревьях, скот резали, чтобы кормить бойцов, а лишнее бросали гнить. Такую борьбу Дарр Дубраули знал. Ее он видел в других краях и временах, видел, как победители отрезают побежденным уши и другие части тела, а потом носят их на себе; видел, как хоронят своих воинов, а чужих оставляют на поживу Воронам, чтобы ненавистные враги не обрели покоя даже в смерти. Иногда им приходилось бросать и своих мертвецов – равно Коней и Людей – и скакать дальше. Это нормально, привычно, Дарр Дубраули даже не стал ничего объяснять остальным.
Было и новое: часто одинокий боец с длинным ружьем забирался на дерево и ждал там, притаившись. Когда вражеские всадники подъезжают поближе и спешиваются, чтобы осмотреть окрестности через свои черные трубочки, взглянуть на бумаги или отдохнуть, стрелок на дереве медленно и осторожно поднимает ружье, целится и стреляет. Один из них падает, остальные бросаются на землю или прячутся, не зная, откуда стреляли. Если могут, быстро убегают. Мертвец чаще всего остается лежать. Вороны учатся узнавать таких стрелков и в ожидании выстрела зовут остальных – летите сюда, смотрите на то дерево, вон там, – что, разумеется, злит бойца. Грай привлечет к нему внимание добычи.
Воронам плевать. Всегда можно найти богатство – вот что главное. Сокровище без конца и края: оно легло в густом лесу или высокой траве, в иле у ручьев, пока Вороны пировали в другом месте. Чтобы его отыскать, Вороны следуют за Свиньями с ферм, которые вытягивают мясо из подлеска и гниющей одежды. Местные Вороны могут себе позволить щедрость, предлагают Дарру и пришлым начать трапезу:
В отличие от перелетных Дроздов или Ласточек, Вороны возвращались домой неспешно, с остановками по пути, летели небольшими отрядами, отдыхали и кормились, вылетали с разведкой далеко от места сбора. Часто Ворона оказывалась одна, не слыша знакомых кличей. И Дарр Дубраули был один, когда впервые ощутил тех, кто сопровождал стаю, шагал по земле, направлялся туда же, куда и Вороны. Его внимание привлек не шум, не то, что они появлялись на широких людских дорогах, – увидеть их можно было всюду, и они были совершенно беззвучны. Дарр долго наблюдал за ними, выискивал их, прежде чем понял, кто это: людские бойцы.
– Они за нами гонятся? – спросил он Ворону своего клана, которая оказалась рядом. – Идут туда же, куда и мы?
– Кто? – ответила та, распахнув крылья и оглядываясь по сторонам в поисках угрозы. – Где?
Дарр Дубраули попытался найти кого-то из них, чтобы показать ей, но почему-то не смог, хотя минуту назад они шли через осиновую рощу по палой листве. Другие Вороны с сомнением посмотрели на него и улетели.