Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра

Стало светлей. Дарр Дубраули увидел, что старичок, который заключил с ним сделку, вышел вперед и присел на корточки перед страдальцем. Дарр увидел похожий на слизня орган, болтавшийся у того в промежности: через него мужчины мочились; все теперь на него смотрели. Долгое время — пока солнце не поднялось высоко — все смотрели и ждали, и страдалец тоже встревоженно смотрел на свой отросток, словно тот мог взбунтоваться и напасть на него. Наконец из него вытекло немного темной воды; старичок издал стон, который Дарр Дубраули не смог понять; снова потекла вода, смешанная с кровью, а у сидящего дрожали бедра, и он вцепился в руки друзей и громко кричал от боли.

А затем — Дарр Дубраули это услышал — что-то твердое вышло из него и с тихим стуком упало на дно горшка.

Это был камешек.

Старичок поднял горшок, взболтнул его содержимое, а потом вытащил камешек, стряхнул с него кровь и жидкость и протянул Дарру Дубраули, который сидел на ветке. Все, кто не занимался страдальцем, смотрели.

Нет, сказал Дарр Дубраули. Я к нему не прикоснусь.

Да, согласился старичок.

Он сунул руку под одежду и вытащил маленький мешочек, кожаный, похожий на мошонку — пустую и сморщенную. Он положил камешек (блеклый и желтоватый) внутрь и крепко завязал шнурок. А потом снова протянул птице.

Вот, сказал он. Бери. Владей. И никогда не возвращайся.

И было так, что Дарр Дубраули улетел и вернулся, хоть и не тем путем, которым улетел, и принес нужную вещь в мешочке к укрытому сине-зеленой листвой Буку на помрачном берегу Красивого озера. Приятно было снова увидеть других Ворон. Служители, кажется, поняли, что он преуспел, и сопровождали его с громкими криками.

В углубление на широкой ветви Бука он положил то, что принес ей, Лисяте. Она подобралась ближе по ветке, не сводя глаз с кожаного мешочка, молчала, словно (как он подумал позже) гадая, рада ли она наконец получить желанное. Дарр Дубраули рассказал свою историю, рассказал про Ячмень для пива, золотой мед и золото.

— Они всегда воровали Ячмень для своего пива у Людей, — проговорила Лисята, по-прежнему не сводя взгляда с мешочка. — Но не золото. Его Люди воровали у них.

— А мед?

— Да, мне его тоже не хватает, — сказал она. — Будет не хватать.

Она подтолкнула мешочек клювом к Дарру, словно говоря: «Ты открывай», и, замявшись на миг, он так и сделал: придержал мешочек одной лапой, а клювом тянул за ремешок, пока не развязал. Мешочек открылся так, что внутри показалась вещь: она не сверкала, не пугала — ничего, ничего особенного в ней не было.

— Да, — сказала она.

Ее голова склонялась к вещи, ближе и ближе. Клюв открылся, щеки запали: с таким лицом любая Ворона или Ворон приближаются к трупу; смесь желания и осторожности. Голова Дарра была рядом, он тоже смотрел внутрь.

Не надо, сказал голосок. Тихий, еле слышный голосок.

Оба узнали его, этот голос, и оба отшатнулись.

Ты делаешь большую ошибку, сказал Камень.

— О нет, никакой ошибки, — сказала Лисята. — На этот раз — нет.

Я не то, что ты думаешь, заявил Камень. Эй, ты, скажи ей!

— Ты ровно то, что я думаю, — сказала Лисята, наклоняясь к нему.

Останови ее! — закричал Камень. Она пожалеет. И ты пожалеешь.

Камешек начал перекатываться в мешочке из стороны в сторону, словно пытался сбежать и спрятаться.

Есть одно правило, сказал он. Поверь мне. И оно тут работает.

— Какое правило? — спросил Дарр Дубраули. — Что за правило?

Вот она знает! — с отчаянием взвизгнул Камень. Она знает. Тронь меня раз, вечно живи...

— Тронь меня дважды, навеки умри, — закончила Лисята. Быстро, по-вороньи клюнула его, а потом вскинула голову и проглотила. Камешек тихонько завизжал и стих.

— Лисята... — сказал Дарр Дубраули.

Некоторое время ничего не происходило. Вороны смотрели друг на друга.

— Дарр Дубраули, — сказала она, — хочу тебе сказать. Прости, что я улетела, когда ты отправился в Имр, чтобы найти хорошую вещь для Ворон.

— Нет, — проговорил он. Лисята начала меняться, маховые перья померкли, словно во время линьки, края клюва растрескались. — Лисята!

— Скажу почему, — продолжила она. — Я боялась, что ты вернешься другим, станешь таким, как я, а потом возненавидишь то, чем стал. Я не хотела этого видеть.

— Ненавидеть то, чем стал?

— Бывает слишком много жизни, — сказала она, и ноги у нее подогнулись, глаза потускнели, подернулись пеленой. — Спасибо тебе, Дарр Дубраули.

— Нет! — закричал Дарр. — Лисята, ты соврала!

— Вовсе нет, — прошептала она. — Я сказала, что мне нужна помощь. Что мне нужна та вещь; что первой не хватило. Теперь она у меня. И ее хватит. — Она продолжала меняться, ужасно меняться, он ее почти не слышал. — Надеюсь, у тебя будет столько жизни, сколько захочешь или сколько потребуется, Дарр Дубраули. А когда не захочешь больше, когда уже ничего не захочешь, надеюсь, рядом с тобой будет тот, кто любит тебя настолько, чтобы принести эту вещь тебе, как ты принес мне.