Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра

— Я думал, они меня бросили, — сказал мне Дарр Дубраули. — Знали, как мне спастись, но сказать не смогли. Что с ними стало, куда они попали, я не знаю. Потом ветер вдруг стих, будто зверь умер на бегу, и я остался один в воздухе, непохожем на любой другой. Тяжелый воздух, ощутимый, слишком тяжелый — трудно дышать. Я летел и летел, но вроде бы не двигался с места, словно круговой ветер, которого я не чувствовал, вертел и вертел меня на одном месте. Но я знал, понимал, что двигаюсь, и двигаюсь очень быстро. Весь этот мертвый воздух вместе со мной мчался куда-то. Потом я увидел рядом с собой морского зверя, у которого много змеистых рук, мертвого; он летел, как демоны, что охотились за Братом, и поворачивался вместе со мной. А потом куда-то пропал. Но если я летел, а он нет, как же он вообще держался рядом со мной?

Сказав это, он окинул взглядом мой дом, словно ответ лежал где-то рядом; так Вороны размышляют, человек на его месте потер бы подбородок. А потом Дарр сказал:

— Странно было: я себе такого вообразить не мог; иногда я слеп и глох, летел вверх лапами сквозь дождь, а потом еще этот зверь. Но что бы это ни было, где бы я ни был, я знал: это не Имр. И воздух в глотке, и то, что видели глаза, все об этом говорило. И если я в этом мире, а не в том, значит я умру.

Но почему?

— В тех землях, в Имре, нет ничего смертного. Говорят, там мертвые, только на самом деле они не мертвые и не умирают никогда. Но я был не там, а здесь. Поэтому знал, что умру, по-настоящему умру.

Я попытался разобраться, где он очутился, и думаю, произошло вот что: Крачки и летевший за ними Дарр Дубраули столкнулись с сильным циклоном, осенним ураганом или норд-остом, который катился к нашему побережью огромным колесом. Возможно, Крачки попали в один из рукавов, который выбросил их наружу, мимо летевшего внутрь Дарра Дубраули, и они помчались дальше, как листья на ветру, и спаслись — или не спаслись. Но Дарра каким-то образом затянуло глубже, в глаз бури, где теплый воздух от моря удержал его в небе. Он почувствовал, как рухнуло атмосферное давление, — оказывается, многие птицы это чувствуют. Там он и застрял вместе со всем, что затянул циклон, — среди молний и соленого дождя, идущего снизу вверх. Когда он наконец вылетел или выпал наружу, измученный почти до смерти, Дарр был уже далеко от моря. Он посмотрел вниз и сквозь пелену дождя увидел землю.

Землю, Святым обетованную. Это наверняка она, ведь ни разу внутри бури он не терял чувства четырех направлений, и, как бы его ни крутило, он знал, что летит вместе с циклоном на запад. Дарр оказался на другом берегу моря, где, по словам Брата, не было смерти.

Для Святых смерти не было.

Он скорее упал, чем спустился на землю, потому что не мог больше лететь, оперенье насквозь промокло; исхудавший, измотанный, он провалился сквозь встревоженные бурей ветви деревьев — крупней и многочисленней, чем он видел в Ка. Дарр был уверен, что врежется в одну из веток, они росли так густо — не пролетишь. Но каким-то чудом проскочил — правда, ни за одну не сумел уцепиться.

Он лежал на земле. Листва вокруг была невозможных цветов, оранжевая, золотая, алая, листья вертелись под ветром в воздухе, как крошечные сверкающие птички. Он сам не знает, сколько пролежал там, — не знал толком, что жив. Если бы пришли хищники, он бы не смог сбежать. Интересно, есть ли в раю Лисы?

Дарр поднял голову.

На низкой ветке дерева с алой и оранжевой листвой сидела птица и разглядывала его. Черная птица — Ворона. Он это сразу понял, хотя Ворона была не похожа ни на тех, среди кого он родился, ни на островных Ворон в капюшонах. Большая, иссиня-черная, с тяжелым клювом[74]. Во́рон? Нет-нет. Он безошибочно узнал в ней Ворону. И больше ничего не знал.

— Лисята, — сказал он. Не клич, просто имя. А потом умер.

Часть третья. Дарр Дубраули в Новом Свете

Глава первая

Не так уж и плохо, подумал Дарр Дубраули, жениться на Бобрихе. Она подметала хатку, выгоняла вшей из подстилок и готовила маис и перец. Когда родились дети — Лисенок и Гусенок, она их хорошо воспитала, так что даже дядья с бобровой стороны одобрили.

Бобриха решила взять Ворону в мужья, когда увидела, как он сидит высоко на ветке мертвой Сосны, клювом к закату, и внимательно смотрит и слушает.

«Что видишь, Ворона?» — окликнула она его.

«Ничего», — ответил тот.

Это показалось Бобрихе очень привлекательным: у Ворон такие острые глаза, все что угодно могут разглядеть, даже самое ничего, если постараются[75].

«Только это и видишь?» — спросила Бобриха.

«Вижу деревья и упавшие деревья, — ответил он. — Вижу далекие горы. Вижу небо и тучи. В общем — ничего».

«Так ты видишь самое ничего!» — воскликнула Бобриха.

Слух у нее был острый, а нюх чуткий, но видела она не лучше Крота. Поэтому подумала: неплохо бы, чтобы рядом был муж-Ворона — он ведь издалека увидит врагов, так что Бобры смогут прыгнуть в воду даже прежде, чем дозорные ударят по ней хвостами. А создание, которое видит самое ничего, все что угодно может заметить.