Каба́

Это конец, вдруг понял Игорь. Это легче, чем карточный дом. Это держится на плоскости только благодаря хладнокровию мамы. Но стоит шевельнуться… Стоит только шевельнуться в сторону дворца спорта, в сторону Ирека Римовича, и – кранты. Ирек Римович, проглотив удивленную слюну, с радостью сообщит, что никаких травм, даже легких, у него на тренировках нет. И пацаны подтвердят. И родители пацанов. И друзья пацанов. Вообще весь мир подтвердит, лесные орлы даже. Брюнетка знает, о чем толкует: далеко бы ушел Римович, если бы его питомцы сплошь ходили с синяками. Родители нынче нервные. У акробатов – там были травмы. И то за несколько лет всего один серьезный случай: девчонка сверху пирамиды упала и руку сломала. Шуму было! Тренер по акробатике вылетел со своего места пробкой, даже не обсуждалось. Хорошо хоть если на нары не отправился, или не прибили вечерком в парке. А в дзюдо – ну какие синяки? Бывают ушибы, но не до такой степени. И это нужно очень постараться, чтобы локтем в глаз заехать.

И вообще, то-то я гляжу (молвит мысленный Ирек Римович), Мещеряков пропадает периодически.

То есть он ни разу с синяками не появлялся на тренировках? (спрашивает плотоядно красноволосая грымза).

Ни разу! (Ирек Римович)

Понятно! (Красноволосая грымза). Будем изымать!

Над Игорем Мещеряковым вдруг нависли казематные стены детских домов. Вокруг образовался хоровод: злые гримасы надзирателей-садистов, маниакальные лица неблагополучных детей-сирот. Все они танцевали вокруг Игоря, радуясь новой жертве. Сколько лет ему удавалось бегать от докапывальщиков! Сколько лет он ухитрялся обходить их ловушки, сглаживать нападения, как в айкидо, прорабатывать каждый шаг, чтобы не навернуться в уготовленную ему яму! Ни одно дзюдо не научит такой системе самозащиты, которую для себя сформировал Игорь Мещеряков. И все лишь ради такого скорейшего конца?! Теперь расплата, и бежать некуда. Они уничтожат его. Не сразу. Они будут долго наслаждаться процессом.

Он прекрасно знал, что такое ювеналка. Им в школе неоднократно рассказывали, он сам читал в интернете. Он вывел из почерпнутой информации единственный главный вывод: это питбуль. Если они вцепятся, они уже не отстанут, и можно разжать челюсти ювеналки лишь с оружием в руках. Других вариантов нет. Но скорей всего, если даже ты успеешь взять в руки оружие, тебя застрелят первым. Если только твое оружие не направлено на твой же висок. Тоже своего рода побег, причем эталонный.

Сейчас единственный человек, который может быть на их стороне – Петров, Виктор Петрович. К нему на прием они успели попасть заблаговременно, до прихода этих двух. Но если подключить Петрова, то, во-первых, всплывет история с его лунатизмом и неадекватной психикой. И неизвестно, что хуже – детдом или психушка. А во-вторых, не факт, что Петров станет добрым самаритянином. Ну он повторит то, что родители сами сказали ему на встрече. Но подчеркнет при этом, что сам он ничего еще не проверял, Игоря он знать не знает, как и всю эту мутную семейку, так что разбирайтесь сами. Вот и вся защита.

Игорь вспотел. Страх внутри него сменился ужасом, когда он увидел, как в маминых глазах мелькнуло отчаяние. Он не думал, что опека заметила этот быстрый всплеск. Но он заметил. Он знал маму.

– Я понятия не имею, как у других ребят,– сказала мама, стараясь сохранить свои позиции. Однако по выражению лица брюнетки было понятно, что за кадром уже дан сигнал к занавесу. Красноволосая мигала, пытаясь осмыслить канву.

– То есть ваш сын приходит постоянно с тренировок с синяками, и вы даже не поинтересовались, как это обстоит с другими детьми? Не позвонили тренеру? Не подняли этот вопрос в спорткомитете? – по-доброму уточнила добрая. Красноволосая перестала мигать, вновь плотоядно расплывшись.

Он вдруг понял, что нужно делать. Игорь Мещеряков вдруг понял, что нужно делать. Если бы у него была хоть секунда, чтобы обдумать, чего он там понял, он бы не стал этого делать. Побоялся. Но у него не было секунды. И он сделал. Он явственно видел, что мама готова сдаться. Ее следующая фраза будет о том, как в шесть лет Игорь впервые встал ночью с постели, дошкандыбал во сне до прихожей и звезданулся об пол, как какой-нибудь Шалтай-Болтай. После этого ему аналогично конец. У знают эти две – узнают все.

– Это не от тренировок,– выпалил он.

Все вылупились на него. Брюнетка без выражения, продолжая держать себя в руках и не выказывая эмоций. А возможно, у нее их и не было, этих эмоций. Грымза – с искренней надеждой, что сейчас он им покажет потайную комнату, где его подвергают экзекуции каждые субботу и воскресенье после обеда.