Кабахи

— А когда ко мне перейдем?

— Пока Закро бросать нельзя. Да и потом жалко будет… Он ведь и сам говорит: жениться не собираюсь — на что мне одному огромный дом?

— Эх, как же спутала все его пути-дороги эта норовистая девка! Не появись тут у нас этот жеребец, может, она бы в конце концов и пошла за Закро…

— Однажды она пришла в больницу его повидать, да врачи не пустили.

— Почему?

— В те дни никого не пускали.

Закро тяжело вздохнул, отвел взгляд от счастливых молодоженов и повесил голову.

Все это он знал, прекрасно знал, но знал также, что одной рукой не хлопнешь в ладоши. Весь мир делился на две части: по одну сторону — счастливцы, по другую — неудачники. Впрочем, из неудачников многие превращались в счастливцев… И только один Закро оставался в одиночестве в этом мире, полном солнца и счастья… Рано или поздно уйдут от него; и Кето с Валерианом. Рано или поздно этот просторный дом вновь станет пустынным. И не с кем будет словом перемолвиться — разве что с псом Барджгалой!

Русудан…

Русудан…

Скрипнула калитка, и во двор вошла Русудан. Приостановилась, посмотрела вокруг и направилась прямо к Закро… Она шла твердым шагом — красивая, гордая, суровая. Подошла и встала у него над головой. Долго смотрела она на Закро, глядевшего на нее расширенными глазами.

— Здравствуй, Закро. — Голос у нее был необычный — глухой, упавший. И сама она была странная, чужая.

— Здравствуй… Русудан, — с трудом прохрипел Закро и приподнялся.

— Я опоздала?

— То есть как… Как это… опоздала?

— Хочу остаться у тебя… Навсегда. Примешь?

— Ч-что?

— Останусь у тебя… Сегодня же. Навсегда. Примешь?

Закро словно громом сразило. В глазах у него потемнело, в ушах раздался пушечный залп. Закро зашатался, попытался встать — и не смог оторвать тело от ступеньки.

Глава седьмая

1

Махаре с неохотой взмахивал киркой и вонзал ее в землю. Веками враставшие в почву, соединившиеся с ней булыжники и щебень, стронувшись с места, с грохотом скатывались по крутому склону. Coco и Джимшер испытывали не больше энтузиазма, чем Махаре. Да и остальные ребята не выказывали особенного восторга.

— Придумали! Что на этих бесплодных кручах вырастет? — ворчал Дата, подравнивая лопатой края отрытой террасы. — Кто за сумасшедшим увяжется, тот и сам полоумный. Что это за выдумка — весь актив с вами объединить? Эрмане-то и горя мало, он себе тихонечко пристроился бригадиром.

И сам Надувной был изрядно не в духе. Едва все собрались, как он уже сцепился с Фирузой:

— Спрячь свою свирель, а то отниму да изломаю! Что она вечно у тебя во рту торчит, как у собаки кость!

Фируза вскинулся, бросил мотыгу:

— Если мы с моей свирелью очень вам мешаем, так я уйду.

Еле удержали его товарищи.

Они завершали уже пятое кольцо террас вокруг крепости.

Новыми, необычными выглядели эти места после того, как потрудились здесь человеческие руки. Ребята были в душе довольны плодами своих хлопот. Им лишь недоставало увлеченности, внутреннего огня. Они с трудом могли поверить, что на этой горе разрастется сад, примутся фруктовые деревья.

Садовник Фома исходил всю гору вдоль и поперек, раз десять измерил ее во всех направлениях. Ковырял землю то там, то здесь, взял пробу в двадцати местах и наконец дал свое заключение: плодовые деревья будут здесь расти, только нужно подобрать холодоустойчивые сорта, да понадобится постоянная поливка. Ветры не страшны: высокие хребты, спускающиеся к деревне с двух сторон, защищали от них склоны Чахриалы и Качал-горы.

Фома обещал Шавлего триста саженцев яблонь и восемьдесят саженцев груш, привитых на сильных подвоях. К весне саженцы могли быть уже высажены в грунт, — дядя Фома обещал свою помощь при посадке.

Сорта будут превосходные, самые лучшие: грузинский синап, турашаули, кехура, шафран, антоновка, бельфлер, белый и красный кальвиль, ренет, банан и много других, названий которых молодые люди не могли запомнить. Сам же Фома перечислял все эти названия с таким же удовольствием, с каким досужий курд, греясь на солнышке перед своей дверью, перебирает зерна янтарных четок. До весны Фома собирался подняться на Белую Речку и в Гомбори, чтобы взять в тамошнем питомнике породистые привои. А в случае, если не удастся наладить поливку, собирался скрестить привезенные горные холодоустойчивые сорта с местными засухоустойчивыми и вывести новые, пригодные для разбиваемого сада.

Общепризнанный авторитет старого садовника вселял в ребят веру в успех начатого ими дела. Несколько обескураживала их трудность работы, а всего больше угнетало исчезновение вожака и предводителя. Вот уже сколько времени они не видали Шавлего. Он был вдохновителем всех начинаний, он придавал ребятам сил в любом трудном деле и самую тяжелую часть взваливал на собственную шею, как бык в упряжке. Он примирил «актив» с «лоботрясами», объединил всю молодежь села и выковал из них огромную общую силу. И теперь эта единая сила способна сокрушить любое препятствие, лишь бы он, ее пастырь и наставник, встал во главе, повел их за собой.