— Бог тебе отплатит за твою доброту, сынок! Будь счастлив на радость своим старикам. Дело у тебя в руках горит: сложить в скирду столько снопов — немалая работа. Любому другому до вечера бы хватило. Иа Джавахашвили обещал было прийти, да, видно, его на жатву послали. Нынче ведь в колхозе страда, рабочих рук не хватает. Спасибо тебе, сынок, большое спасибо!
— Не стоит благодарности, тетя Сабеда. Если еще что-нибудь понадобится, дай мне знать.
Увядшие губы старухи искривились от беззвучных рыданий. Она проводила уходящего гостя благодарным взглядом до ворот.
4
Двухчасовое заседание бюро закончилось. Секретарь райкома был в дурном настроении.
Упершись обеими руками в край письменного стола, он смотрел рассеянным, бездумным взглядом на груду беспорядочно разбросанных папок и бумаг. В кабинете было душно, июльский зной палил немилосердно, запах пота и табачного дыма, оставшийся после многолюдного собрания, кружил голову. Секретарь райкома расстегнул верхние пуговицы летнего кителя и повернул к себе вентилятор, нагонявший дремоту своим негромким жужжанием.
С утра катился поток неотвязных просителей, дела одно запутаннее другого требовали срочного вмешательства райкома. Райпотребсоюз упорно закрывал глаза на разнузданность продавцов, а ненасытные аппетиты ревизора и бухгалтера мешали положить этому конец. Стоял вопрос об устройстве летнего ресторана на плато Надиквари и о расширении уже существующей танцплощадки. Необходимо было заменить на некоторых улицах размытую булыжную мостовую асфальтом. Для автотранспортной станции требовалось найти другое, лучшее место.
В довершение всего секретаря райкома угнетали семейные неурядицы и безмерная расточительность жены и дочери. Опустевшая домашняя касса пополнялась сомнительными путями, но и средства, притекающие по «дипломатическим каналам», исчезали между женскими пухлыми пальцами с быстротой, которой позавидовал бы любой иллюзионист.
Беспорядки и неурядицы царили не только в семье, но везде и всюду — даже в самой милиции… Секретарь райкома внимательно выслушал на бюро доклад заведующего орготделом, который проводил расследование одного запутанного случая.
Было совершенно ясно, что начальник милиции и его заместитель — враги и что они интригуют друг против друга. Каждый из них имел в милиции своих людей, и каждый собирал материал, чтобы очернить и потопить противника. Оба рассчитывали на победу и соответствующим образом настраивали своих сторонников.
Дело началось с того, что начальник паспортного стола, принадлежавший, по некоторым предварительным данным, к сторонникам заместителя начальника милиции, был обвинен в тяжких злоупотреблениях. Он будто бы выдал новый паспорт дважды осужденному и только что отбывшему срок наказания преступнику и при этом самовольно изменил в документе его имя. От всего этого на версту пахло взяткой, однако заместитель начальника милиции майор Джашиашвили покрывал виновного и до сих пор не вывел его на свежую воду.
Но начальник паспортного стола оправдался самым решительным образом — так что не осталось ни тени сомнения в его невиновности. Оказалось, что он лишь недавно демобилизовался и вся эта история случилась до начала его работы в милиции. Старший следователь выкопал это старое дело по приказу начальника милиции, который хотел опорочить неугодного ему человека.
— А ты что скажешь, товарищ Джашиашвили? — Секретарь райкома, постукивая карандашом по столу, повернул усталое лицо к майору.
Джашиашвили встал.
— Что я могу еще добавить, Луарсаб Соломонович? Этот человек обвинен безосновательно. Всего два-три месяца, как он работает в паспортном столе; не знаю, из-за чего Гаганашвили с самого начала его невзлюбил. Если уж раскапывать старое, так пусть он лучше скажет, куда делись покрышки для «виллиса», отпущенные нам семь месяцев тому назад нашим управлением и привезенные следователем Джавахашвили. Четыре новенькие покрышки — куда они сгинули?.. Всему свету известно, что покрышек нам не хватает, а машина ведь всегда должна быть наготове. Старая шина, того гляди, подведет в самую неподходящую минуту.
Директор МТС, сидевший за столом членов бюро, вытер платком вспотевшую лысину и повернулся к следователю;
— Интересно, что скажет Джавахашвили?
— Товарищ Джавахашвили, доложи-ка бюро, как распорядился начальник милиции привезенными тобой покрышками. — Секретарь райкома отодвинул папку с бумагами и попытался сосредоточить внимание на происходящем.
Высокий черноволосый лейтенант встал, оправил свой белый китель, повертел в руках фуражку и принялся внимательно рассматривать звезду на ее околыше.
Второй секретарь повернул к нему с деловым видом свое грузное тело, заправил шелковый носовой платок под воротник на затылке и глянул исподлобья на лейтенанта.
— Постой, постой, ты не тот ли Джавахашвили, которого выставили из Ахметы за грубость?
Лейтенант поднял в замешательстве взгляд, с минуту смотрел на серебристую прядь, которая пролегала узкой полосой среди темных волос второго секретаря, и снова вернулся к эмблеме на своей фуражке.
— Не выставили, а перевели.