Кабахи

«Второй секретарь что-то очень оживился, завотделами стали проявлять строптивость. Медико и Ростом какими были, такими и остались. В милиции все уладилось, но там все же тайно ропщут из-за Джашиашвили. Директор института выгнал Вардена, явившегося с ревизией: дескать, ты-то откуда взялся, кто ты такой! И всюду, во всем — Теймураз. Неужели мне не вытащить этой соринки из глаза? И чем он завоевывает людей? Неужели только тем, что всюду сует свой нос? Или тем, что не боится простуды и, раздевшись до пояса, прыгает в ров, чтобы вместе со всеми по колено в грязи копать землю?.. А этот смутьян и головорез? Почему мне с первого же раза был так неприятен один его вид? Кто он такой, что за человек? Поди разбери! Сегодня приходит с масличной ветвью, а завтра, того и гляди, поднимет адский переполох. Странно, мое спокойствие явно зависит от таких вещей. Сердце у меня способно чувствовать, а мозг словно оледенел. Но этот… Ничего не признает — ни бога, ни закона. Что же он все-таки собой представляет — этакое государство в государстве? Ни умным, ни дураком его не назовешь. Изругал меня в моем собственном кабинете, налетел верхом, чуть не задавил милицейских, избил колхозников на Алазани, испортил людям последний день алавердского праздника… Ох, почему Теймураз не появился там на полчаса позже! Впрочем, попало этому молодцу все же здорово — до сих пор ходит с перевязанным лбом. Надо мне его посадить за решетку, а то очень уж обнаглел. Как яростно он защищал того бригадира! Ведь правильно же я сделал, что отнял у вора бригаду и выкинул его из правления колхоза. И то слишком мягко с ним обошелся. Надо было из партии исключить, чтобы всем другим ворам был наглядный урок. И выпускать из-под ареста не следовало».

Луарсаб отошел от окна, прилег на тахту, подложив под голову обе руки и две маленькие диванные подушки. Сначала одним носком, потом другим он скинул с себя полуботинки.

Долго лежал он так в тишине, не двигаясь.

Вдруг глаза у него расширились, лицо застыло, словно окаменев. Он весь напрягся и, оторвавшись от подушек, с маху приподнялся, сел на тахте.

«Как… Как это я до сих пор не сообразил? Ослеп я, что ли? Это же ясно — тут-то собака и зарыта! Не иначе как Теймураз на меня этого молодца напустил. Ах, змея подколодная!»

Он попытался сунуть на ощупь ноги в ботинки, но не сумел и, лягнув, отбросил ботинок в сторону. Потом нашарил в темноте шлепанцы.

Долго расхаживал он взад и вперед вдоль стола.

Послышался звонок у калитки.

Снова наступила тишина.

Звонок повторился.

В галерее, послышались шаркающие шаги.

Калитка скрипнула и с шумом захлопнулась.

Кто-то прошел по двору, стал подниматься по лестнице.

Секретарь райкома поглядел в окно, фыркнул.

«Пожаловал зятек дорогой…»

На балкон выбежала Лаура, прижалась к мужу.

— Почему так поздно?

Тот поддел жену пальцами под подбородок и пропел сиплым голосом:

— «Живой и мертвый, здесь и там, с тобой одной, с тобой одной…»

Женщина закрыла ему рот рукой:

— Тише. Папа сердится. Сказал, чтобы ты зашел к нему, даже если поздно вернешься. Но ты не ходи. За обедом он тебя и ждать не стал, к первому не притронулся, съел второе и ушел в свою комнату. Не ходи, не надо. Пойдем лучше к маме.

— Пугаешь? А вот пойду — не растерзает же меня! Все-таки он человек, не водородная бомба.

— Очень прошу, говори потише, как бы он не проснулся.

— Ну и пусть! Проснется! Подумаешь — беда! Ах, бедняга, устал — целый день землю на винограднике лопатой ворочал! Да он на человека не похож, весь разбух — прилип к креслу у себя в кабинете…

Жена насилу затащила его в комнату к матери.

«Пьян вдребезги. Как всегда», — подумал Луарсаб.

Из соседней комнаты доносился до него шепот Эфросины — она старалась говорить строгим тоном.

— Мамочка, милая… Ты же моя славная, хорошая мамочка, — сюсюкал зять.

От слуха Луарсаба не ускользнуло, как понемногу смягчился голос его супруги.

— Я пойду к нему, — заявил вдруг зять.

Голос Эфросины зазвучал просительно.

— Нет, пойду. Не объявил же он мне террора! Человек важный, секретарь. Еще обидится, если не исполню приказа.

Дверь приоткрылась, в комнату упала полоса света. Зять пошарил рукой, нащупал на стене выключатель. Вспыхнули лампы. От изумления брови пьяного поползли кверху, нижняя губа выпятилась.

— Как, вы еще не спите, папуля?

— Не сплю. Закрой дверь и подойди сюда.

Луарсаб опустился на тахту и показал зятю на стоявшее рядом кресло.

— Садись.

— Сперва дайте я вас поцелую.

— Сказано тебе — садись!

— Хорошо, сяду. Зачем горячиться, папуля?

— Садись и говори, где ты таскаешься всю ночь?

— Почему всю ночь — еще и двух нет.

— Не имеет значения. Отвечай, где ты таскаешься каждую ночь?

— Что за слово — «таскаешься»? Человек вы образованный…

— Отвечай на мой вопрос. До моей образованности тебе нет дела.

— Отвечу, как же не ответить. Но, папуля, почему вы так сердитесь?

— Я тебе не папуля. Говори, где ты шляешься каждую ночь чуть ли не до утра?

— Ну уж и до утра!.. Ребята затащили в новый ресторан… На горе Надиквари… Для почину.

— Кто платил но счету?

— Тот, кто пригласил.

— Говори правду! Кто платил?