Кабала

Вечером Леонид Иванович, усталый и счастливый, дожидался Картузова с подружкой в ресторане «Дель Соль». Вспоминая уходящие сутки, он убеждал себя, что для него все было абсолютно ново: роскошные бутики, шикарные дамы, гордые богачи, невиданные доселе мировые бренды, многообещающие взгляды стройных продавщиц, заоблачные цены, глянцевые интерьеры, экзотические блюда — и вновь кружило ему голову. Но постепенно, несмотря на эйфорию, Ефимкин начал испытывать смертную тоску по огромной сумме, выложенной ради утверждения своего столичного статуса. Тоска быстро переросла в боязнь внезапного безденежья. Леонид Иванович стал укорять себя за глупый страх. Однако переселение уже казалось ему ошибочным и вздорным шагом, а потеря контроля над собой в ходе покупок представлялась непростительной. «Я был готов к тратам, но расходы на талоны, мигалки и прочее, в которые меня ввел Картузов, — эти дополнительные полмиллиона долларов с лишком — позволил себе в каком-то помутнении. Общие затраты одного дня составили более двадцати процентов всей моей наличности! И это в период экономического упадка! Я хотел спрятаться среди федеральных чиновников высшего звена и скромно преумножать свой незначительный капитал взятками и поборами. А оказался банальным провинциальным клиентом, разинувшим рот перед товарами для богатейшей публики. Что для меня главное? Накапливание денег во имя высшей цели или пустое прожигание жизни? Здесь есть выбор: стать настоящим богачом либо довольствоваться ролью середнячка из захолустья. Вместо того чтобы заплатить за выгодную должность в держрезерве и начать столичную карьеру, я покупаю мнимые величины. Не подозревал, что окажусь так податлив на искушения шикерии. Словно забыл обиды прошлой жизни! Захотелось в момент прыгнуть, перелететь из грязи в князи…»

Подобные уничижительные монологи он произносил про себя вплоть до появления Картузова с подругой. Они сопровождались взрывами досады на свою болезненную неспособность противостоять соблазну, сибирской бранью по поводу собственной расточительности, призывами победить страсть к потреблению и наглухо зашить карманы…

Михаил Александрович с Яной вошли в зал не без торжественности. Дама прямо с порога устремила взгляд на аквариум, в котором затаились атлантические омары. Казалось, даже взрыв бомбы не сможет отвлечь ее. Этот немигающий пристальный взор поразил Ефимкина больше красоты девушки. «Что это с ней? — встревожился он. — Может, смятение чувств?»

Леонид Иванович приподнялся и растеряно пробасил:

— Добрый вечер!

— Яночка, дружок, — склонился к девушке Картузов, — это мой новый приятель. Он из Сибири. Интересный, талантливый человек. Пару дней назад перебрался в Москву, так что нуждается в рекомендациях и ориентирах. Пожалуйста, будь его гидом в высшем свете, окажи сибиряку поддержку.

«Обещание потратиться на ужин придется выполнить, — вздохнул Ефимкин. — Весьма возможно, что с Картузовым будет легче доходную должность ухватить. Но себе на ужин я ничего, кроме салата и стакана вина, заказывать не стану. Перебор с затратами… Экономить надо!»

— Я не очень тороплюсь в вашу тусовку, — признался он, стараясь изобразить улыбку. — Не по плечу она мне будет. Сибиряки люди скромные, не то что вы тут…

— Михаил рассказал, что вы купили сегодня весьма скромный автомобиль, и не один, — усмехнулась девушка. — Я дам вам весьма важный совет. Застенчивым в Москве быть не модно, даже неприлично. Если станете кичиться амплуа скромника, заявлять о строгости ваших нравов, у вас не будет ни друзей, ни любящих женщин. Успешный человек никогда не назовет себя скромником — это будет нелогично. Даже мировой кризис не позволяет заявлять о своей скромности. Какой успех может быть у застенчивого, чудаковатого человека? Незначительный! Лучше вам на первых порах надеть на себя маску неопределенности, неясности, загадочно умалчивать о своей биографии. На доходы можно намекать, причем стоит их немного преувеличить. Это заинтригует тех, у кого вы вызовете интерес, они захотят раскусить вас. Но если вы с самого начала станете себя принижать, общество быстро потеряет к вам интерес. Чувства жалости и сочувствия исчезнут уже через несколько минут. Вас забудут, не спросив имени. Ведь не хочется спрашивать у домашнего повара, почему прокисли щи? А потом уже практически невозможно будет вернуть к себе внимание. Конечно, шанс есть, но затрат потребуется в десять раз больше, чем если бы вы с самого начала явили столичной тусовке щедрость, принятую в этой сфере. Для мира потребления застенчивость — дефект. Она вызывает скуку, тошноту, хандру! Это все из области морали. Но мораль — тоска по бесконечному, а бесконечность — производное от абстрактного ума, который не способен заниматься бизнесом, а значит, немощен. — Тут Яна, осмотрев зал, с радостным любопытством перевела взгляд на сибиряка и грациозно, словно балерина Большого театра, села. Михаил Александрович заранее подставил ей стул.