– О да, слышала это имя. Кстати, а как его фамилия?
– Он просто Филлип. Рассказывает о том, как защитить собственную душу от посягательств. Он учит, что посторонний человек непременно украдет ее – если не быть достаточно бдительным.
– И что же нам предлагается в качестве оружия? – У Сары было такое ощущение, что Локи говорил об этом менее воинственно.
– Воля, – ответила Белинда, подавшись вперед и как бы делясь сокровенной тайной. – Филлип разъясняет, что твоя воля должна быть подобна железу. Он даже заставляет нас выполнять физические упражнения – для того, чтобы укрепить ее. – На лице Белинды появилось восторженное выражение, всегда раздражавшее Сару. Экзальтация никогда не придавала ей убедительности.
– Хорошо, я пойду с тобой, но если окажется, что эти упражнения сродни хождению по раскаленным углям – извини.
– Что ты, ничего общего. Встретимся здесь в шесть.
До клиники Сара добралась в начале одиннадцатого. Когда она вышла из лифта, ей почудился аромат духов ее матери. Шанель номер 5. От Клэр Нортон, сколько Сара помнит мать, всегда пахло только ими. Чтобы попасть в палату Марка, Сара должна была пройти мимо комнаты, в которой прошлым вечером она видела Локи. Может, он и сейчас там, может, сын его пришел в сознание – тогда она зайдет и расскажет о том, как познакомилась с его отцом, и они недолго поболтают. Сара тихонько постучала в дверь и, не услышав ни звука, медленно приоткрыла ее. Пустая больничная кровать сверкала белизной свежих простыней, уголки подушки были аккуратно расправлены.
«Он не доживет до утра», – сказал ей Локи.
– Вы кого-нибудь разыскиваете? – послышался за спиной Сары женский голос.
Она обернулась. Посреди коридора стояла сиделка с подносом, на котором белели маленькие бумажные стаканчики с таблетками.
– Человека, который лежал в этой палате. Что с ним?
– Мне очень жаль… Вы его друг? Или знакомая семьи?
– Нет. Просто я… Прошлым вечером я познакомилась с его отцом. Я хотела навестить его, и… он… умер?
– Очень сожалею… да. Сегодня, поздно ночью. – Сиделка отвернулась, неторопливо продолжив свой путь по коридору.
Они всегда, подумала Сара, уходят тихо и беззвучно, как будто не хотят оставлять после себя никаких воспоминаний.
Сара знала, что уже никогда больше не встретит Локи. Прислонившись к стене, она закрыла глаза, пытаясь представить, где в эту минуту он может находиться, в какой обстановке. Не удавалось увидеть его в Лос-Анджелесе или в другом городе – перед глазами стояла почему-то пелена снега, будто Локи мог существовать лишь как неотъемлемая часть зимы, как голые черные ветви деревьев, протянутые к небу. Только на их фоне всплывало из памяти его лицо. Сара даже слышала, как хрустит снег у него под ногами, эхом отдаваясь в морозном воздухе.
Было время, когда и Марка Сара представляла среди заснеженной белой равнины, в куртке, густо усыпанной снежинками. Пока он учился в юридической школе Колумбийского университета, его письма сестре были полны ярких образов: как долго, оказывается, может висеть в воздухе облачко вырвавшегося изо рта пара, какие высокие сугробы наметает у стен домов. Саре казалось, что в другое время года брат просто не впишется. И когда он приехал домой на летние каникулы, когда в мягком солнечном свете шагал по выложенной кирпичом дорожке к дверям родительского дома, Сара с трудом его узнала.
– С вами все в порядке?
Открыв глаза, Сара увидела перед собой молодого человека в белом халате.
– Да. Просто немного глаза устали… Или с духом собиралась, что-то вроде этого. Я пришла проведать брата.
Она заторопилась к палате, где лежал Марк, – а вдруг в клинике есть правило, запрещающее посетителям бесцельно торчать в коридоре? Может, этот тип решил, что она намерена украсть здесь стетоскоп или собрать подписи на какой-нибудь петиции. Она здесь на законном основании, сюда ее привела забота о больном родственнике.
– …не возникнет никаких проблем. Ты сможешь жить в своей старой комнате, – услышала она голос матери, когда вошла в палату.
– Его старая комната? Ты имеешь в виду ту, что нисколько не изменилась за двадцать лет, с того дня, когда Марк уехал на учебу? – спросила Сара, целуя мать в щеку. – Честно говоря, готова держать пари, что удастся разыскать даже твое одеяло, помнишь, с надписью «Одинокий охотник».
Припав к груди Марка, она обняла его и оставалась в этом положении чуть дольше, чем предполагала сначала. Брат был единственным в ее жизни человеком, к которому Сара могла прибежать в любую минуту и с любыми проблемами. Крепость его рук не вызывала у нее никаких сомнений.
– А где отец?
– Не захотел идти. – На лицо Клэр набежала какая-то тень, как бывает, когда скрытая тоска пробивается на поверхность.
– Он себя нормально чувствует? – спросила Сара. – Не заболел?
– Нет, милочка, дело в другом. Просто он очень расстраивается, когда приходит в больницу и видит Марка в бинтах…
– Он был здесь в самую первую ночь, – вставил Марк.