Кабала

– А мне показалось, что твой «мерседес» в ремонте, – сдержанно ответила Сара, но при этом было заметно, что лимузин произвел на нее впечатление.

Ужинать они решили в Беверли-Хиллз, и Сара позаимствовала у Белинды платье – черное, до колена творение Бетси Джонсон, которое так облегало фигуру, что надеть под него хоть какое-то белье не представлялось возможным.

Нажав на кнопку, Энтони поднял стекло, отделявшее их от водителя, задернул шторки.

– Иди ко мне.

Коленями она уперлась в его бедра. Умные у меня ноги, подумала Сара, они знают, как удержать его рядом. Ее руки спутали, сбили его прическу, ее рот не давал ему возможности говорить. Наконец он откинулся на спинку сиденья.

– Возьми меня, Сара.

Она расстегнула его брюки, зная, что член его уже напряжен. И все же он стал еще тверже, когда она коснулась его пальцами.

– Мне очень нравится, что он у тебя такой быстрый, – прошептала Сара, устраиваясь у Энтони на коленях и впуская его в себя.

Она могла бы пойти до конца и увлечь его за собой – с легкостью – такое бывает, когда уже нет сил ждать. Однако сейчас ей как раз хотелось подождать. Она приподнялась и освободила его.

– Сара…

– Тсс. Я не желаю, чтобы ты тут и кончил. Ты сделаешь это, когда я скажу. Позволь мне подразнить тебя сегодня вечером, ладно? Дай мне поиграть. Пожалуйста, потерпи, а?

Энтони молчал; с приоткрытым ртом он наблюдал за тем, как Сара садится рядом, застегивая ему брюки. Ей показалось, она ощущает его дрожь.

Проходя по залу ресторана, она знала, что лицо ее пылает, она чувствовала себя как в лихорадке, и ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно. Но продолжалось это лишь до того, как принесли заказанную еду, и выражение лица Энтони изменилось. Став вдруг серьезным, опершись на локти, он чуть подался вперед и долгим взглядом принялся изучать ее лицо. Таким долгим, что она почувствовала себя неуютно.

– Хочу быть честным с тобой, Сара. Лихорадка тут же прекратилась, в горле похолодело.

– То есть до сих пор ты им не был?

В его тоне звучало нечто тревожное – как предупреждение о надвигающейся буре или посторонний шум в двигателе легкого самолета.

– Не думаю, что был с тобою нечестным, я просто не говорил тебе всего, Сара. Та женщина, с которой я был когда-то связан, – в плане чувств для меня все закончилось, но мы до сих пор видимся с нею.

– И спите?

– Да. КОГДА-НИБУДЬ и это закончится, но пока…

– А тебе не кажется, что гораздо честнее было бы рассказать мне об этом сразу же? До того, как мы легли в постель?

– Сара, не дави на свои права. Ты легла со мной в постель в тот же вечер, что мы встретились. Не мог же я тут же рассказать тебе всю свою жизнь.

– А, поняла. Правда приходит позже, после – чего? Двух встреч? Двух недель? Знаешь, мужчины вроде тебя должны носить на цепочке опознавательные знаки, что-нибудь типа «Я дерьмо. Не верь мне. Я просто хочу потрахаться». Вот это будет честно, да и для кармы твоей безопаснее.

Лицо Энтони смягчилось, и это сделало Сару более подозрительной.

– Мне не просто хочется потрахаться. Я хочу быть с тобой, Сара. И не собираюсь ничего скрывать.

Глаза его говорили еще больше. Они вбирали в себя ее злость, согревали, приносили облегчение. На мгновение она задумалась – а не испытывает ли он ее, выдумав такую историю, которая выведет ее из себя, а он будет сидеть и наблюдать со стороны? Но слишком диким ей это представлялось для того, чтобы поверить, – или слишком пугающим.

Сара отвела взгляд и сделала выдох, такой энергичный, что едва не задула свечу.

– Я верила тебе, – произнесла она скучным, беспощадным голосом. – Я верила, что, если мне захочется узнать о тебе что-нибудь, ты расскажешь мне об этом еще до того, как мы станем раздеваться. А подобные вещи неизбежно попадают в разряд тех, что я должна знать. Сукин ты сын. Может, у тебя еще что есть? Несколько жен, разбросанных по стране? Дюжина детей?

Склонившись над столом, Энтони положил свою руку поверх ее.

– Сара, остановись, в тебе говорит злость.

Вновь ее пронзило ощущение того, что вот-вот будет подведена черта, за которой она и получит то, что ей причитается.

– Злость? Нет, это еще не настоящая злость. Это младенческая злость. А я могу дойти до докторской степени.

Но уверенность оставила ее. В вечер их встречи она позволила себе пренебречь первым правилом любой игры: не допускать мысли, что твой противник – не игрок. Сделав глубокий вдох, Сара заставила себя перешагнуть через собственный гнев.

– Ну хорошо, – ровным голосом сказала она. – Вот что я могу предложить, располагая теперь полной информацией. Мы будем встречаться, будем заниматься любовью – но через предохранитель, поскольку я тебе больше не верю. И если в твоей конюшне появится новая кобыла, то тебе, наверное, следует поставить меня об этом в известность.

Лжец! – кричал ее мозг.

– Значит, мы заключаем нечто вроде соглашения? Довольно прозаично, не правда ли?

– Неужели? А тебе казалось, что заключать соглашения – это монополия мужчин?