— Хуан, мы, Веласкесы, всегда были против. — Кажется, или её высочество посмотрела виновато? — Но есть такая вещь, сила инерции. Эти люди воевали, и победили врага, присоединив к королевству новые территории. Их позиция была сильна, а поддержка в обществе огромна. А ещё за ними стояла наша доблестная аристократия, хотевшая поживиться на русских землях, и им мешала самобытность местного населения. Кланы начали свою кампанию по розжигу национальной розни, и их инвестиции не стоит недооценивать.
— По насаждению фашизма, — поправил её его превосходительства. — Идеи избранности их расы.
Кивок её высочества.
— Потом начали изгаляться наши деятели культуры и искусства — стало модно танцевать на костях побеждённых.
— И ожидаемо в ответ получили злобу и лютую ненависть, — усмехнулся Сергей Палыч. — Все они, все латинос. Ведь пять десятков лет назад, Хуан, такого не было! Обратная Сторона была колонией другого государства, но непосредственно с этой территорией мы тесно общались и торговали, помогали друг другу. Это через русский сектор на Венеру шли вооружения в обеих войнах с Империей. Да и в войну с Востоком были союзниками. Это на территории Обратной Стороны в полной безопасности от имперских штурмовиков размещались миллионы наших беженцев, когда здесь, на Этой Стороне становилось жарко. Люди это помнили и не ждали скотского к себе отношения. Война была, но воевала их Метрополия, находящаяся далеко и не понимающая местных реалий. Я не говорю, что всё было гладко, но затапливающей всё человеконенавистнической злобы между народами тогда не было.
— Мы, Веласкесы, — снова взяла слово принцесса, — сделали всё возможное, чтобы ослабить нажим. Продавливали дичайшие с точки зрения ультрас, сената и правящего сословия законы, поддерживающие видимость равенства. Хотя бы иллюзию. Но это всё, на что нас хватило.
— И статистика за последние десять лет показывает, что и этот задел сходит на нет, — добил сеньор Козлов. — Обратная Сторона выстрелит. Не сегодня — так завтра. Не завтра — так послезавтра. И все мы умоемся кровью.
Я молчал ещё долго. Минуты три-четыре. Наконец, созрел:
— Что от меня требуется? Я… Не гожусь на роль голубя мира.
Её высочество скривилась.
— Голубь мира? Ты? Ты серьёзно?
Его превосходительство тоже улыбнулся. И решил перевести:
— Хуан, понимаешь, а ты понимаешь, уже прошёл через это, в нашей жизни есть только один аргумент, с которым твой оппонент будет считаться. Это — твоя сила. СИЛА!!! — повысил он голос. — Если у тебя её нет, никто не воспримет твои слова о мире и желании сотрудничать всерьёз, даже если ты говоришь искренне. С тобой будут дружить и считаться, только если будут свято уверены, что у тебя за спиной дубинка. И даже если твой оппонент сильнее и в итоге возможной схватки выйдет победителем, но ему не будет улыбаться валяться в ближайший месяц в больнице с переломами, он согласится на уступки. Ну, или для начала на переговоры — ибо в вашем обществе даже нет национального диалога, не то, что торгов за что-то.
— Вы хотите создать такую дубину. — Мне всё меньше и меньше нравилась эта идея.
— Хуан, вопрос Обратной Стороны всегда был прерогативой клана Веласкес, — произнесла хозяйка кабинета. — Негласно, неофициально, но это так. И это правильно, никто другой, кроме королевского клана, не потянет такую ношу. И сейчас миссия по спасению планеты так же лежит на нас. Мы и только мы можем создать контролируемый очаг напряжённости, который продемонстрирует, что не надо Сектор недооценивать, не допустить его бесконтрольного развития и свести в итоге на «нет», когда цель будет достигнута. Попробуй это любая иная сила — и ситуация быстро слетит с катушек. Никто не сможет её удержать, Хуан, и я не бахвалюсь.
— Да, просто мы — государство, — поддержал я. — Власть. Ни у кого больше нет таких рычагов.
— Правильно, — кивнула она. — Теперь ты понял?
Да, понял. Меня… Решили взять на роль мусорщика. Кровавого мусорщика, ибо сомневаюсь, что ситуацию удастся удержать не пролив ни капли крови. Кровь — наше всё.
— Почему департамент безопасности? Почему федеральная полиция? — Я смурнел всё больше и больше, одновременно понимая, что отказаться не могу. Не поймёт этого единый многотелый организм решающих. Да и… Я не прощу сам себя. Ибо со статусом мусорщика, мне дадут и инструменты, «средства производства». А это — власть. Которую я могу употребить на благо своей страны, как бы ни был… Воняющ нечистотами мой путь.