Кабальеро плаща и гитары. Тома 1 и 2

…То есть все, абсолютно все в команде получили то, что хотели — самоутверждение и самоуважение. И только теперь меня отпустило, и о том же самом задумался и я. Ибо оставался последний бой. Самый важный. Самый безнадёжный. С главным фаворитом, также, как и мы, потерпевшим единственное поражение. Бой, который станет индикатором моих организаторских способностей — могу ли я на ровном месте совершить невозможное? Ведь главное, сплочённая команда, верящая в себя, на которую можно смело опереться, у меня уже есть. Мой личный тест на возможность всемогущества — звучит, правда?

Глава 13. Торжество несправедливости и рождение «Цитадели»

— Сегодня, Хуан, мы поговорим о такой скверной штуке, как фашизм, — начала очередной урок Нелюбимая Сеньора, странно, но отчего-то не тряхнув меня мотиваторами перед занятием «для лучшей успеваемости». — Расскажи, что ты о нём знаешь?

— Не так, чтобы очень много, — почти честно ответил я. Ибо на тот момент не сильно вдавался в тему. — Самые верхи.

— Хотя бы знаешь различия между понятиями «фашизм», «национализм», «шовинизм»?

И глядя на моё лицо кирпичом (выработано дабы не получать разряд «просто так», опыт), начала лекцию.

— Национализм возник во Франции в XVII веке, Хуан. Это была революционная идея о том, что все жители Франции, невзирая ни на какие различия, а их тогда хватало, едины. Франция должна быть монолитна; французский король должен управлять не просто условной территорией государства, а монолитным народом, общающимся между собой на французском. До этого всё было не так; до этого момента большая часть земель в Европе была нарезана лоскутами, и короли чем только не владели, рассматривая своих подданных как СВОИХ подданных, вне зависимости от языка общения. Языка, Хуан, наций в нашем понимании ещё не было! Кардинал же Ришелье, тогдашний реальный правитель, сделал так, что «нация французов» и её благо стала юридически оформленным приоритетом в политике этой страны.

С этой целью власти переформатировали подведомственные территории, утвердив везде один государственный язык и назвав французами даже тех, кто себя таковыми не считал. Сопротивления почти не было, так как повторюсь, людям было плевать, какой они национальности, определяющим фактором для них было лишь то, кто правит их землями. Земли это люди, люди это доход, это рекруты для армии, а туда сгодятся все, лишь бы были. На всё про всё ушло два поколения, всего лишь. После чего страна получила небывалый по мощи внутренний импульс в развитии, который пролюбила только к моменту ссылки Наполеона Бонапарте.

Пример оказался заразительным, за французами последовали остальные. ВСЕ остальные. И к началу двадцатого века вся Европа состояла только из национальных государств. Не так много времени прошло, Хуан, по меркам истории, хотя и не мало. Которые, государства, схлестнулись в жестокой битве друг с другом за сферы влияния, то бишь за мировые колонии. И некоторые из них эту битву проиграли. Им дали по рукам, забрали всё, что было и попытались задвинуть в тень истории. Мы с тобой уже проходили Великую, или Первую Мировую войну, ты должен помнить.

Я кивнул. Конечно помнил. Первая масштабная война, да ещё по которой предостаточно фактических материалов (в смысле реальных данных, а не выдаваемых кем-то домыслов).

— Национализм уже не мог помочь проигравшим, не мог дать внутренний импульс, как давал прежде французам, немцам и прочим белым европейцам. А им очень хотелось вкусно кушать и сладко спать невзирая на обочину. И тогда на сцену выходит следующая стадия шовинизма, следующий эволюционный этап…

— Фашизм, — произнёс я, ибо это подразумевалось. Я должен был закончить за неё, один из её тупых, но любимых приёмов.

— Да, фашизм, Хуан. Его придумали итальянцы, пролюбившие к тому моменту свой исторический шанс хоть на что-то. Они, о чудо, даже в Великой войне смогли выступить на стороне победителей, но так и остались у разбитого корыта истории. Неудачник это судьба, карма! Почему так произошло? Ответ прост, и очень важен для тебя, как потенциального управляющего высшего ранга. Потому, что у них тоже сиеста. Как и у нас, в Латинской Америке.

Однако, как никто и никогда не признается в том, что виноват в чём-то сам, так и ни один из тогдашних народов, оттеснённых на обочину, даже мысленно не думал о своей вине. Только другие виноваты, плохие и нехорошие! Никакой самокритики!

И они все хотели кушать, Хуан, хотели грабить колонии, хотели «место под солнцем». И потому вместо анализа ошибок и их исправления придумали этот новый этап идеологии. Фашизм.

Я молчал, но в этом месте в лекции пауза и подразумевалась. Кротко вздохнув, сеньора пошла углубляться в тему: