Кабальеро плаща и гитары. Тома 1 и 2

— На колени! На колени, быстро! — В глазах старухи прорезались такие командирские нотки, что я не смел ослушаться. Она подошла к выдвинутой ранее тумбочке, что-то достала из серебряной шкатулки, вернулась и положила руку мне на голову.

— Я, Констанция О’Коннор, признаю тебя…

— Хуана Шимановского… — подсказал я.

— Хуана Шимановского, своим наречённым сыном. Признаю не перед законом королевства, но перед людьми и богом, и готова ответить за это перед куда более важным Законом, чем все людские вместе взятые.

— Встань, сын! — торжественно произнесла она… И я увидел его. Тот стержень. Он был не просто крепок, он… Сиял. Сияла она сама, вся её сущность. Возможно, сейчас настал тот самый момент, ради которого она все эти годы после гибели Рауля жила. Существовала. Прозябала. Она нашла смысл жизни, смысл дальнейшего существования. И я больше не мог оставить бабушку. За неё я теперь тоже отвечаю.

— Возьми, Хуан. Это принадлежало твоему брату. — Протянула мне кулон. Сияющего в рассеянном свете плафона лилового скорпиона. Совсем как тот, что остался на фотографии, изображении молодого офицера спецназа более десятилетней давности.

— Носи его, Хуан, мой названный сын, и не забывай. Никогда не забывай!..

Она уткнулась мне в грудь и разревелась. Но впервые в её слезах не было горя.

Скорпиона я повесил на цепочку, где уже висел крест Макса, моего казнённого марсианского названного брата, и кулоны с единорогом и фениксом. Феникс — самый старый из артефактов, со дня моего появления в корпусе со мной, а единорога девчонки подогнали после вендетты, когда окончательно признали во мне своего. Татуировку пока не сделали, я свой неофициально… Но ведь пятнашкам можно, почему нельзя им?

Итак, мы убили тринадцать человек. Шестерых местных «бухариков», двоих амбалов-телохранителей скупщика краденого, четверых представителей ЧВК… Простите, ЧОПа, а так же того встретившегося нам Карлоса Номер Два. Карлос Номер Два пока жив, потерялся на просторах огромного дома, но девчонки сказали, займутся им. Его смерть — дело времени. Ибо они — мои сёстры, и как сёстры, полностью солидарны, что человек, оскорбивший мою мать, мать воина, оскорбивший прилюдно, при сыне, не должен оставаться в живых. Это Латинская Америка, у нас такое не прощается.

И самое большое, что меня в тот день поразило, это гвардия. Которая примчалась «на трупы»… Когда наша старая добрая «Эспаньола» уже завернула за угол.

— Я не выполнил задания, — скупо отчитался перед Катариной, миролюбиво крутившей баранку. — И знаешь что… Идите вы со своими заданиями к чёрту!

Ответом мне стала усмешка.

— Ты выполнил задание, Хуан. Просто иногда выполнять их надо сердцем, а не ушами и руками. Запомни это.

Глава 3. Вызов

— Судя по тому, что ты один, та вечеринка тебе на пользу не пошла.

Адриано, в спину которого я это произнёс, обернулся. Резко, зло. Судя по выражению лица, убил бы. Но злился он не на меня, и всячески пытался эмоции сдержать. Натужно улыбнулся.

— Ты сделал больше всех, чтобы она не пошла на пользу.

— Не согласен. — Я покачал головой. — Ты устроил вечеринку, чтобы поднять себе рейтинг. А ничто не действует на рейтинг так положительно, как скандал. Его я тебе и устроил — мощный, на виду всего высшего общества, с политической подоплёкой, который, если не врёт моя разведка, до сих пор на слуху. Кстати, твоей сестрёнки что-то сегодня не видно.

— Маленькая ещё. — Он зло фыркнул. А, вот оно что!

Адриано покраснел, пальцы его задрожали, но к его счастью, спустя минуты полторы, эмоции свои обуздал.

— Да, ты прав, скандал — это рейтинги, — признал он. — А рейтинги у меня взлетели. — Помолчал. — Вот только после этого их взлёта всё как с цепи сорвалось.

Я был немного в теме, мониторю дела своего будущего друга, потому подсказал, вытягивая на откровенность:

— Мачеха начала прессовать? По всем фронтам?

Кивок.

— Я даже представить не мог, сколько у неё власти. От меня отвернулись почти все, с кем общался. И продолжают отворачиваться. Она ведёт кампанию по моей дискредитации в высшем обществе, и у неё получается.

— Эх, Манзони-Манзони! — похлопал я его по плечу. — Дурень ты. Думаешь, она начала травить тебя из-за треклятой вечеринки и моей глупой сказки?

Нет! Из-за того, что ты — официально признанный сын отца, более старший, чем её дрянная дочурка. Она была готова спустить на тебя собак в любой момент, и зуб даю, всегда к этому готовилась. Но считала, что с тобой можно будет в нужный момент договориться, когда придёт время. Что ты отступишься, уйдёшь в тень, оставив все претензии на имя и деньги, на влияние в компании. Ты ведь благоразумный мальчик, почему нет? Ведь каждому можно предложить сумму и условия, на которые тот согласится. Если будет согласен уступить в принципе.