Читаем Каббалист полностью

Но Р.М. уже остыл. Вспоминал неохотно — раз уж обещал. Был такой рассказ — один из первых его опусов, вскоре после университета. Стандартная история с использованием машины времени. Герой рассказа — физик. Время действия — середина тридцатых годов. Герой интересуется ведьмами, но поступает иначе, нежели автор рассказа. И это естественно, автор ведь исследовал альтернативные возможности, в том числе и бредовые. Герой решает сконструировать машину времени (всего-навсего!) и отправиться в пятнадцатый век «изучать натуру». Будто в двадцатом ведьмы перевелись. Ну, это на совести автора. Кое-что в теоретическом плане герой успевает сделать прежде, чем за ним приходят. В тридцать седьмом. Следователь ему попадается… Нормальный, наверное, как другие. Но от этого герою не легче, верно? Автор выдал тут все, что помнил по отцовским рассказам. Ясно, что уже на этой стадии рассказ стал «непроходимым». Но автор не мог остановиться.

Короче говоря, герой без всякой фантастики отсидел до пятьдесят четвертого. А выйдя, довел-таки до конца дело жизни — построил машину времени. Вот, где фантастика… Ну, ладно. Он постарел, желания изменились, в лагерях было как-то не до ведьм, зато ненависть к некоторым представителям аппарата НКВД, хотя и бывшего… Решает он съездить не в далекий пятнадцатый век, а в более близкий тридцать седьмой год. За сутки до собственного ареста. Подкарауливает следователя, идет за ним и в темном переулке убивает ударом по голове. Это, конечно, глупо, но психика-то уже повреждена… Он намерен вернуться в будущее, с интересом рассуждая теперь о том, что может произойти — ведь воспоминания его нисколько не изменились, хотя следователя в этом мире уже нет… Арестовывают его почти сразу, он не успевает пройти и нескольких кварталов. Судят за умышленное убийство. Настоящий суд с государственным защитником! Конечно, лагерь, но теперь он попадает в «привилегированное общество». Разумеется (рассказ!), он оказывается в том же лагере, и естественно, наблюдает себя со стороны, даже уговаривает уголовников не трогать придурковатого политического. Начинается война, он просится на фронт, воюет в штрафбате, и его благополучно убивают под Брянском. Тут вольность автора, он просто не придумал, что делать дальше. Ну, выйдут они оба из лагеря, и что? Рассказ кончался, показывая неспособность автора, раскрутив сюжет, связать концы с концами…

Вскоре после ухода Гарнаева позвонил Родиков. Голос у него был уставшим, и Роману Михайловичу почудился в интонации скрытый упрек: вот, мол, заставил ты меня работать.

— Если хотите, — сказал Родиков, — можете зайти ко мне, я буду допоздна.

— Есть за чем?

— Есть.

— Приду, — пообещал Р.М.

То ли следователь расколол в этот день особо опасного преступника, то ли получил благодарность начальства — Роману Михайловичу показалось, что на Родикова снизошла благодать. Следователь вышел ему навстречу в проходную, держал под руку, улыбался чему-то, усадил гостя не к столу, а в мягкое, хотя и продавленное, кресло. Сам продолжал ходить по кабинету молча, и лицо его быстро меняло выражение. «Хамелеон», — мелькнуло в голове Романа Михайловича.

— Вам что-то удалось? — спросил он.

— Удалось, — бросил Родиков, продолжая ходить. — Впрочем, не все. Семнадцать адресов — вот список. Весь вопрос в том, что мне с этим списком делать.

— Отдать мне, — простодушно предложил Р.М.

— Зачем? Чтобы вы могли пойти или съездить и лично убедиться, что плоды вашей деятельности реально существуют? Не знаю, что вы делали двадцать лет назад, но мне это не нравится.

— Давайте не будем ходить вокруг да около, — попросил Р.М.

Родиков сел за стол, придвинул к себе раскрытую папку. Насколько мог рассмотреть Р.М., в ней было всего два листа.

— Масленникова Ирина Леонидовна, — начал читать Родиков, опуская детали. — Сорок лет… ммэ… вот. Дочь Анастасия, одиннадцати лет, на учете в психиатрическом диспансере… Ммэ… Карпухина Елизавета Максимовна, тридцати девяти… Дочери тринадцать, сыну девять лет. Сын здоров, дочь второй год живет в интернате для… ммэ… вот так. Исмаилова Севда Рамзиевна, сорок два. Детей нет, муж ушел. Ну, тут говорить не о чем. Впрочем, сама она несколько лет назад обращалась к психиатру, но отклонений не нашли. Мнацаканян Людмила Ервандовна, сорок один. Второй брак. Два сына, оба вполне здоровые парни. Некрасова Марианна Лукинична, сорок четыре. Поздний брак, дочь пяти лет. Психически больна, от диспансеризации отказалась… ммэ… ну и так далее. У всех девочек без исключения — а у Касимовой их две — есть психические отклонения. У мальчиков, тоже у всех, с психикой полный порядок. В двух случаях сами женщины лечились от психических расстройств. Девочек и девушек в этом списке всего восемнадцать. И в списке уже нет Нади Яковлевой. Но есть Карина Степанян, которую муж выгнал из дома через неделю после свадьбы, потому что решил, что она шизофреничка. Дочь Аиды Нерсесовны Степанян. Вот так. Вы такого результата ждали, Роман Михайлович?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное