Читаем Каббалист полностью

Р.М. молчал. Господи, разве этого он хотел? Аида Степанян — некрасивая, длинноногая, она занималась тестами с удивительным усердием, каждый вопрос отнимал у нее втрое больше времени, чем у остальных, потому что она искала тончайшие нюансы. Что же это такое? Девчонки, обыкновенные девчонки. Красивые, как Лиза Карпухина, смотревшая на всех свысока и ждавшая принца. Некрасивые, как Аида или Ира, но тоже ведь ждавшие чего-то от жизни и помогавшие Роману потому, что это было интересно, романтично, таинственно как-то, и наконец, модно — тесты!

Что это? Бред? Наука? Лысенковщина? Заговаривание зубов? Что? Он еще мог сомневаться — с Галкой. Вдруг случайность. Потом — Марианна. Почти уверенность. Но — почти. Вдруг, все же вдруг. Сейчас ни сомневаться, ни надеяться на чудесные совпадения нельзя. Он был прав, вот в чем беда. Он хотел отыскать ведьм, и он отыскал их. Более того: он их почему-то творил сам. И не сразу, а во втором поколении. На детей действовал. Значит — на гены. На гены — словом?? Если это не чушь и мистика, то что же тогда чушь и мистика?

В любом случае, что бы это ни было, он виновен. Разбил жизни, потому что не ведал, что творил. И сейчас не ведает, что творил тогда. Цепляется за научные аксиомы, потому что в них спасительный для совести выход — случайность. Невероятная и жуткая, но случайность. И тогда спасены и совесть, и наука. Но все это ерунда. Потому что таких случайностей не бывает.

— Ужасно, — сказал Р.М. севшим голосом. — И это не может быть совпадением…

— Значит, — резюмировал Родиков, — записка Нади Яковлевой была адресована именно вам. Не потому, что вы фантаст, которого она читала, а потому, что, по ее мнению, вы должны были знать.

— Что знать?

— Знать, что с ней происходит и почему она больше не может жить.

— Если бы я знал это, девочка была бы жива.

— Она адресовала рисунки вам.

— Сергей Борисович, так мы часами будем ходить вокруг да около. Нужно что-то делать! Пока еще кто-нибудь…

— Думаете, до этого может дойти?

— Да не знаю я! Нужно предполагать, что может. Понимаете?

— Нет. Вы недоговариваете. Я охотник, а вы хотите использовать меня как охотничьего пса.

— Ну хорошо, я расскажу. Извините, если будет сумбурно. Как сумею…

И рассказ действительно оказался сумбурным. Впрочем, Родиков ни разу не перебил.

— Что же это было? — спросил он, когда Р.М. иссяк. — Преступная халатность во время научного опыта? Если уж вы при помощи вербального теста сумели испортить жизнь стольким женщинам, то сейчас можете захотеть дать всему обратный ход — у вас есть методика открытий, с ее помощью вы можете придумать другой тест или что-нибудь в этом роде, и опять начнете экспериментировать, чтобы вышибить клин клином, и кто поручится, что не натворите бед, еще худших? Вы и с работы ушли, чтобы иметь на это больше времени, так я понимаю?

— Нет. Мне это и в голову не приходило. Но в ваших словах что-то есть. Я подумаю над вашим предложением.

— Да вы что! Я сказал в порядке предостережения, а не наоборот.

— А я думаю, что как раз наоборот могло бы получиться.

— Роман Михайлович, я вас официально предупреждаю! Ничего такого! С женщинами этими встречаться запрещаю, во всяком случае, без меня. А то еще наговорите, разбередите, психолог из вас никудышный…

— Психология здесь ни при чем. Дело гораздо серьезнее, чем мы с вами сейчас можем понять. Глупостей я делать не собираюсь, так что беспокоиться вам не о чем. В другие города не поеду — не настолько богат, особенно сейчас. Помогите: нужны истории болезней девочек, если они есть и если их удастся достать.

— Пожалуй, открою я на вас уголовное дело, — Родиков вздохнул. — Иначе под каким соусом я буду оформлять запросы?

Р.М. пожал плечами.

<p>9</p>

Шестеро его «девчонок» никуда не уезжали. Всего шестеро. Наиля и адреса не поменяла, жила в том же двухэтажном, с лепниной, особняке, что стоял у въезда в крепость. Всего только раз Роман провожал Наилю домой, и сейчас живо вспомнилась узкая улочка, посреди которой на протянутом между домами тросике качался фонарь, чудом еще не сбитый мальчишками. Фонарь тускло освещал улочку от угла до угла, а дальше наверняка притаились «крепостные» — те, о ком судачили в городе, кто ходил с ножами, курил анашу и вообще занимался беззаконием и развратом. Впрочем, таинственных этих ребят Роман никогда не видел, о чем не очень жалел.

Тане Р.М. списка не показал. Впервые за много лет между ним и женой пролегла странная трещина, вроде и неглубокая, ведь и раньше Р.М. не всем подряд делился с Таней, но не в глубине было дело, а в том, что стояли они по обе стороны трещины и смотрели, как она становится глубже, и оба делали вид, что ничего не замечают. Такого прежде не бывало — если случалась размолвка, они выясняли отношения быстро и надежно. Как же иначе? Иначе трудно жить. Сейчас Р.М. затаился в кабинете, перечитывая список, а уж что думала о его женщинах-ведьмах Таня, он не представлял, хотя что она могла подумать?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное