— У-у… — сказала Рена. — Я ясновидящая.
— Очень иногда, — сказала Наргиз. В речи ее изредка возникали неправильности, будто ей не так уж часто приходилось говорить по-русски. — Сейчас некогда говорить. Пожалуйста — рисунки.
Девушки смотрели на него, Тамара держала в руке чашку с чаем, и тоненькая струйка стекала по платью. Р.М. отобрал у нее чашку, и Тамара очнулась. Сказала:
— Я побуду с ними, не бойся. Все равно от тебя толку…
Р.М. потоптался на месте, соображая, не совершает ли очередную ошибку, мало ли что здесь может произойти. Как он сам неоднократно писал в своих рассказах, в такой ситуации нужен иной герой, рефлексии должны остаться в подсознании, а у него они на поверхности, и похож он на ту сороконожку, которая вместо того, чтобы идти, раздумывала, какую ногу переставить первой. И потому шла с той ноги, на которую показывал пробегавший мимо жук.
Р.М. думал об этом, когда почти бежал к автобусной остановке, втискивался в переполненный салон — начался час пик — и трясся на одной ноге, прижатый к чьему-то жесткому портфелю. Как они все-таки находят друг друга? Видят ли они друг друга — там? Знали ли они друг друга раньше — здесь? И как ввести в схему ясновидение, о котором они тоже, вроде бы, имеют представление, и понять это пока невозможно — весь ход рассуждений нужно начинать сначала, с шага 1б, — а проверить нельзя и подавно, потому что не привык Р.М. просто так верить. Словам девчонок — подавно.
Но следователь? Откуда они узнали о Родикове? Может — Тамара? Нет, с чего бы, у нее и времени не было. Р.М. подумал, что оставляет в стороне еще одну фразу, потому что большего бреда и придумать нельзя, и это рушит всю его относительно стройную картину, которую он кое-как нарисовал, пользуясь своими пунктами, шагами и подшагами. Надя. Слова Наргиз. Скорее всего, она просто перепутала. Не скорее всего, а наверняка. Господи, — подумал Р.М., — до чего я дошел за эту ночь, если вполне серьезно думаю, верить или нет в потусторонний мир.
От остановки он тоже почти бежал, собственный дом почему-то казался ему огромной стокамерной тюрьмой, где должны произойти события, в которых ему не хотелось участвовать.
Таня с Галкой сидели на кухне и разговаривали.
— Родиков не появлялся? — спросил Р.М.
— Нет, — сказала Таня, а Галка не знала никакого Родикова, ее интересовала только Лена.
— Спит, — успокоил Р.М. — Завтракать не буду, некогда. Все расскажу потом.
Взяв с письменного стола папку, он поспешил к выходу (идти со мной не нужно, вернусь скоро, возможно, не один, вы соорудите пока что-нибудь вкусное человек на шесть-восемь). Он скатился с лестницы и столкнулся с Родиковым, который только что вошел в подъезд.
Следователь выглядел вовсе не сердитым, скорее — скучным.
— Поднимемся, Роман Михайлович, — предложил он. — Куда вы торопитесь? Все, что вы могли сделать, вы уже сделали.
— А в чем дело? — воинственно спросил Р.М., не успев сбиться с темпа.
— Я же просил вас, — Родиков еще больше поскучнел, — не лезть не в свое дело. Просил не ходить по адресам. А вы не поленились и обошли всех. Зачем? Что за глупости вы вбили девчонкам в головы? Их с вечера ищут. Родители в истерике. По городу уже идут слухи, что появилась банда насильников, и что за хутором нашли первый труп. Вы знаете, что такое слухи? Черт возьми, несколько лет назад я бы сунул вас в капэзэ и устроил промывку мозгов. Слов вы не понимаете.
Слушая Родикова, Р.М. неожиданно успокоился. Все нормально — ситуация доведена-таки до абсурда, как и положено по теории. Противоречия выявлены, и решение очевидно. Не для следователя, однако. А что, ведь Родикову могут, наверно, и уволить за служебный проступок? Впрочем, совершил ли он на самом деле проступок, не сгущает ли краски?
— Так вы и поступали раньше? В камеру и на допросы?
Они стояли в темном парадном, Родиков хотел дать выход гневу, но, пожалуй, не здесь.
— Надеюсь, — сухо сказал он, — вы знаете, где сейчас девушки и скажете…
— Знаю, — сказал Р.М. — Я вам уже говорил, что со вчерашнего вечера Лену Мухину держат в психбольнице, и что все случившееся — следствие именно этого, а вовсе не моей гипотетической активности. Надеюсь, что с вашей помощью нам с Тамарой — это ее мать — удастся хотя бы увидеть Лену.
— Роман Михайлович, не ставьте условий. Где девушки? Родители с ума сходят.
— Не все, — буркнул Р.М., вспоминая свои телефонные злоключения.
На автобусе трястись не пришлось. Родиков прикатил на «Жигулях», принадлежавших, видимо, кому-то из коллег, а может, это была служебная машина — в номерах Р.М. не разбирался. Он втиснулся на заднее сидение и назвал адрес.
— Вы же сказали, что она в больнице, — удивился Родиков. — Зачем нам…
— Там остальные.
— Сколько и кто?
Р.М. рассказал. Опускал кое-какие детали, которые могли бы показаться Родикову выдуманными. Следователь был мрачен, смотрел только на дорогу.