Кабинет фей

Констанция ведать не ведала о поджидавших ее новых злоключениях. Она поскорее вернулась к себе в каморку, — ей хотелось побыть одной, помечтать о Констанцио и ответить на одно из его писем, все-таки дошедшее до нее. Она читала и перечитывала его, не в силах оторваться, как вдруг вошла к ней сама королева, у которой были ключи от всех дверей во дворце; за нею следовали двое немых и капитан гвардии. Немые засунули кляп Констанции в рот, связали ее и понесли прочь; барашка Хитрована, бросившегося было вслед за любимой хозяйкой, королева схватила и зажала под мышкой, боясь, как бы его блеяние не привлекло народ, — ведь все произошедшее должно было оставаться в тайне. Так Констанцию, которой неоткуда было ждать помощи, доставили на корабль, только и ждавший ее, чтоб отчалить, и сразу же вышедший в открытое море.

Вот какая горькая выпала ей судьбина — плыть на этом корабле, и даже фея Владычица не могла тут ничем помочь, разве только повсюду следовать за принцессой, скрываясь в темном облаке, где никто не мог ее распознать. Тем временем принц Констанцио, поглощенный своей страстью, оказался весьма несдержан с принцессой, выбранной ему в жены. Столь учтивый по природе, он позволял себе с нею много резкостей. Та жаловалась своему отцу, и он бранил племянника, а свадьба все откладывалась и откладывалась. Как-то королева написала принцу, что Констанция при смерти. Испытав невыносимую боль, он, не думая больше ни о чем, кроме опасностей для жизни как ее, так и своей, с молниеносной быстротой собрался в путь.

Поспешность не помогла — он приехал слишком поздно. Королева, предвидевшая его возвращение, несколькими днями ранее распространила слух, что Констанция больна: фрейлины, рта не раскрывавшие без ее приказаний, теперь разнесли молву, что пастушка умерла и погребена; похоронили же вместо нее восковую куклу. Во что бы то ни стало желавшая заставить сына поверить в это королева приказала выпустить из темницы Миртэна, а ему — присутствовать на похоронах, и вскоре все узнали о прискорбном событии; осталось лишь оплакать прекрасную деву. Королева же всюду появлялась с печальным лицом — уж она-то умела придавать своим чертам любое выражение, какое только захочет.

Принц же, в невообразимой тревоге, едва въехав в город, спросил у первого же прохожего, каковы вести о Констанции. Не зная, что это принц, ему просто сказали: девушка умерла. Услышав известие столь горестное, он не мог более превозмогать скорбь и, бездыханный, упал с коня. Вокруг собрался народ, кто-то признал в нем принца, и люди отнесли его во дворец едва живого.

Королю было до глубины души жаль сына; мать же, готовая к такому повороту дела, полагала, что со временем он исцелится от своих любовных надежд. Но горе безутешного принца росло с каждой минутой. Два дня он провел в уединении, не желая никого видеть и ни с кем говорить, а потом, бледный, в слезах, пришел к королеве и, обвинив ее в гибели своей милой Констанции, пообещал скорое наказание; он же сам, чувствуя приближение смерти, просит показать, где похоронена его возлюбленная.

Королева решила сама проводить его в кипарисовую рощу, где по ее приказу возвели надгробие, раз уж не удалось отговорить его. Оказавшись там, где вечным сном спала его любовь, принц оплакивал ее так нежно и страстно, что даже жестокосердая мать не сдержала слез. Не меньше него горевали и Миртэн, и все, кто слышал его. И вдруг исступленный принц, выхватив шпагу, вскочил на мраморное надгробие, под которым лежала прекрасная принцесса. Не удержи его за руку королева с Миртэном — он бы покончил с собой.

— Ничто на свете, — воскликнул он, — не помешает мне умереть и воссоединиться с моей милой принцессой.

Удивленная тем, что он назвал принцессой простую пастушку, королева подумала, что сын ее бредит, но все же спросила, почему он так сказал о Констанции. Принц ответил, что его избранница — королевна, что королевство ее называется Пустынное, и она осталась единственной его наследницей; не сказал бы он этого, да теперь уж нет причин скрывать правду.

— Ах! Сын мой, — молвила королева, — коли Констанция вам ровня, — утешьтесь, ибо она жива. Признаюсь вам, чтобы умалить вашу боль, — ведь я продала ее в рабство, и ее увезли на корабле.

— Вы говорите так, — воскликнул принц, — чтобы не дать мне покончить с собой, но я твердо решил, и ничто не остановит меня.

— Так убедитесь же сами, — сказала королева.

И она тотчас приказала откопать восковую фигуру. Только лишь взглянув на нее, он подумал, что это его возлюбленная принцесса, и упал без чувств. С большим трудом удалось вывести его из беспамятства, и теперь уж напрасно уверяла его королева, что Констанция жива, — после той злой шутки, что она с ним сыграла, он не мог ей верить. Только Миртэн, подтвердивший ее слова, убедил его, ибо принц знал: слуга так привязан к нему, что не мог солгать.