Кабирия с Обводного канала (сборник)

Прихорашиваясь к вечеру, я интуитивно закручивала свой конский хвост в очень тугой узел, отчего лицо делалось гладким, молодым, гордым и наивным вместе. Надевала черное французское платье. Никакой косметики. Скромность и мягкость. На обед – мясо или рыба – и много разнообразных, красиво разложенных овощей. Вино, вода, маленькая свеча. Все очень скромно, даже скудновато – но я понимаю толк в изысканности, которую несет в себе такого рода «скудость».

Положить ли вам еще, Джейк? – Да, спасибо, немного.

За окном – дождь...

Дождь...

Вот так бы и сидеть до конца дней.

17

Один эпизод нашей совместно-раздельной жизни я даже сейчас воспринимаю как сон.

Медленный поезд (stoptrein).

Пустой вагон.

В вагоне сижу я.

Смотрю на проплывающие за стеклом осенние поля – на ту осень, которая еще словно бы отсрочка лету – солнечный сок, пахнущее зеленью жужжание насекомых, неунывающие небеса, жизнь.

Смотрю и смотрю.

В это самое время в вагон входит Джейк Джиггертон.

Вот так: берет и входит себе на какой-то станции.

Один.

То есть больше в вагон не входит никто.

И мы едем в вагоне. Посреди пустых полей. Причем Джейк не видит меня. Он тоже смотрит в окно своего купе – на поля, коров, овец, птиц, близкий горизонт...

А я смотрю на Джейка и мечтаю, что, возможно, он думает обо мне. И, если он думает обо мне, значит, мы вместе. И кажется мне, будто весь мир – грешный, смертный, свершающий подневольное коловращенье в буффонаде тщеты – проносится мимо нашего анклава счастья – мимо, мимо!

А мы – мы, незыблемо и нерасторжимо, пребываем в своем собственном мире.

18

Ушлые мужеловки, мужеловицы и мужеловчихи настырно советовали мне рассказать Джейку о моем положении. Твердолобые, они тупо считали, что он мне тут же и пособит. Каким образом? Очень простым. Советовавшие свято считали, что он-то, сотрудник Британского посольства, всегда может выйти, вась-вась, на своего дружбана, министра юстиции из соответствующего министерства Нидерландов. А они что, разве друг друга не знают? Ну так узнают... Ворон ворону глаз не выклюет.

Такова логика существ, одалживающих друг у друга лифчики-трусики. Логика железная, но не универсальная. Мне-то как раз было ясно, что своими рассказами я Джейка только отпугну.

Мне было видно, что его устраивает моя безгласность. Моя словно бы даже бестелесность.

Автономность.

Анонимность в целом.

Я даже не пыталась понять, зачем он позвал меня к себе жить. Хотя предположения, конечно, делала. Возможно, как это ни горько, то был спонтанный порыв благородства, просто совпавший с Рождеством...

Или к Рождеству все-таки приуроченный?

19

Тем не менее...

Тем не менее, перед следующим Рождеством, когда Джейк решился пригласить меня в ресторан (и там мне удалось увидеть, как его изящные пальцы нежно и ловко достают сигарету), я решилась. Там, в ресторане (подвыпив, конечно, подвыпив), я сформулировала это так: Джейк, мне надо вам кое-что сказать, и я скажу вам это дома. («Дома»! ха-ха!..)

А дома я рассказала, что мои документы до сих пор лежат на рассмотрении в Министерстве юстиции, что у меня нет легального статуса. Хотя нельзя сказать, что я нелегальна, потому что, пока мои документы проходят загадочные бюрократические метаморфозы, в моем паспорте стоит об этом отметка, – и она (сделанная во Vreem– delingen Politie), будет стоять там до тех пор, пока я получу вид на жительство – либо... либо отказ в виде на жительство – и распоряжение в депортации... Ну и так далее... В таком духе.

Мы сидели в гостиной.

Был сочельник: годовщина нашего знакомства.

Играл рождественский CD – про любовь, конечно же, про любовь. Акварельную, перламутровую, золотую, цветущую в раю, вечносверкающую...

Для чего я об этом сказала? Ну, чтобы Джейк понял меня лучше. Мне этого очень хотелось. Но хотел ли этого он? В смысле: хотел ли он меня понимать? Нуждался ли в этом? И, кроме того: «понимать» – значит ли это «любить»? Риторика.

Джейк посмотрел на мои ноги, с которых я уже сбросила изящные синие туфельки. Он взглянул на мои ноги, которые, нежась, утопали в пушистом ковре. Кивнув словно бы на ковер, Джейк сказал:

– Данное жилище является территорией Великобритании. Находиться вам здесь запрещено законом. Крайне сожалею.

20

Мое существование, снова бездомное, пошло словно бы с перебоями сердца. Скачки, замирания, скачки. Непреодолимый страх. И еще четкое чувство, что жить не хочешь, а заставляешь себя это делать, и жить таким образом очень трудно – ведь жить трудно даже тем, кто этого хочет.

Проходит год, на протяжении которого я регулярно сдаю свою кровь, прикармливаюсь возле наркозависимых контингентов, работаю «по-черному» в brasserie, «по-черному» же, с угрозой для своей жизни, обихаживаю хищников в зоопарке, сплю на корточках в кабинах телефонов-автоматов, даю частные уроки кулинарии и дрессирую морских свинок.

И зачем все это, если территория любви в один миг обернулась «территорией Великобритании»?..