«Качай маятник»! Особист из будущего

Сергея как обухом по голове ударили. Он был готов к тому, что его могут понизить в звании, послать на передовую – но чтобы в штрафбат?! Видел он уже штрафников. Одетые в видавшее виды обмундирование, без погон, без оружия, которое выдавалось лишь перед атакой… Их бросали на самые опасные участки фронта, а сзади всегда стоял заградотряд с пулеметами. У штрафников выбора не было: или идти вперед, под огонь немцев, или отступать назад, где всех положат пулеметчики НКВД. Сроки штрафникам давали небольшие – месяц, два. Только редко кто до конца этого срока доживал. Чаще из штрафбата уходили по ранению, смывали кровью свою вину перед Родиной.

Находились хитрецы, делали себе самострел в руку или в ногу, как правило – в мягкие ткани, по касательной. Таких мгновенно выявляли по пороховому ожогу и порошинкам на одежде и в ране и расстреливали перед строем штрафников, чтобы другим неповадно было. Все это мгновенно пронеслось в голове у Сергея. Знал он о штрафбате немного, но и этого хватило, чтобы оценить весь позор, всю унизительность своего положения.

– Так точно, – выдавил он из себя.

Лицо его застыло, превратилось в каменную маску, только желваки перекатывались на скулах.

– Разрешите идти?

– Да, в канцелярию. Получите документы, предписание, личное оружие.

– Оружие штрафникам не положено, – заметил Сергей.

– А вы туда не штрафником идете. Вы не переменный состав, а постоянный, и будете командовать батальоном.

У Сергея полегчало на душе. Переменный состав – это осужденные трибуналом, лишенные на время отбытия наказания званий, должностей и наград. А постоянный состав – это командиры взводов, рот и батальона, офицеры на службе, при званиях, наградах и всех видах довольствия.

В переменный состав попадали по-разному. Кто-то морду товарищу по пьянке набил, кто-то струсил, сбежал с поля боя. Степень вины разная, а искупали ее в одном батальоне.

Сергей козырнул и вышел. В конце концов, штрафбат – не самое худшее, что могло произойти. Его могли отдать под трибунал, и тогда тот же штрафбат, но уже в переменном составе. Или в тыл, в лагеря, на лесоповал. Или к стенке – знал

Сергей и такие случаи в армии. И не спасали никакие характеристики или заслуги.

Он получил свои документы, предписание и пошел к оружейнику. Неведомо, какими путями, но слухи облетели отдел. Оружейник вздохнул, посмотрел на Сергея, как на больного, снял с полки «ТТ» с запасной обоймой, кобуру и протянул все это Сергею.

– Штатный, положено.

Сергей продел шлевки кобуры в ремень, опоясался.

Он не обходил комнаты в отделе. По традиции сотрудник, убывающий на другое место службы, прощался со знакомыми. Удастся ли им увидеться вновь?

Только близких знакомых в отделе не было. На базе были ребята из его группы, с кем он рисковал шкурой в зачистках и рейдах – так с ними он увидится, все равно за своим «сидором» идти.

Сергей вышел на улицу, сплюнул. На душе осталась обида и горький осадок. Служил честно, за спины друзей под огнем не прятался, от смертельно рискованных операций не увиливал, и вот – нате, получите!

Он не спеша дошел до базы, собрал немудреные вещички в «сидор». Казарма была пустой. Чего теперь торопиться? Все равно число убытия – сегодняшнее.

Он завалился на свою койку. В душе – пустота, как после пожара, и полная апатия. Он уснул.

Спал Сергей недолго, но сон освежил. Он поднялся, привел себя в порядок. Сходил на рынок, купил сала, соленых огурцов. У старшины продсклада по продовольственному аттестату получил бутылку водки, хлеб, консервы. Черта с два он сегодня поедет – он устроит с парнями отходную. Наказания он не боялся – дальше фронта все равно уже не пошлют.

Никифоров и Рушайло появились, когда уже начало темнеть. Лица у них были хмурые – они уже знали о новости. Каждый достал из кармана по бутылке водки и немудреную закуску – селедку в промасленной бумаге, яйца, немецкий шпик в целлофане. И где только они его взяли? Он же на снабжении немецких парашютистов.

Молча, не чокаясь – как на похоронах – выпили.

– Гребаная жизнь! – вымолвил Рушайло.

После того как они выпили две бутылки водки, на душе у всех полегчало. Причем водка не брала, пьяным никто не был, видимо – настроение не то.

– Командир, – разгоряченно говорил Рушайло, побле-

скивая черными глазами, – я тебе как боец, как «чистильщик» со стажем говорю – я тебя уважаю. В двух рейдах с тобою был, видел тебя в деле. Ты не «чистильщик», ты – волкодав.

Слышал Сергей о таком прозвище у «чистильщиков». Им называли «чистильщиков» – профессионалов высшей пробы. Но сам лично Сергей с такими не встречался. Отмахнулся рукой:

– Капитан, у нас пьяный разговор пошел – вроде «ты меня уважаешь»?

– Нет, майор, – упорствовал Рушайло, – я от чистого сердца сказал, как на духу. Если такими кадрами раскидываться… – Он замысловато покрутил кистью руки в воздухе.

И Сергею было жаль с ними расставаться. Парни воевали хорошо, грамотно. На фронте после первого же боя человек раскрывается, виден становится как на ладони. Либо он трус и мразь, либо человек, на которого можно положиться, которому можно доверять.